— В вашем случае, Сергей Михайлович, всё просто… — с охотой переключаюсь на чужие проблемы. — время для подобных картин прошло. Прочитайте проект новой Конституции: всеобщие равные выборы. Классовая борьба в деревне больше не актуальна. Посмотрите что происходит в школе: литература- возвращение в программу русской классики, в истории- отказ от примитивного классового подхода. Выводите на экран незаслуженно забытых русских героев: Александра Невского, Михаила Кутузова, Ивана Грозного, наконец! А будете пороги обивать, да ждать когда начальника вам мешающего снимут, только зря время потеряете. Кстати, мода на разрушение церквей прошла окончательно.
— Вы, кажется, Чаганов? — Неуверенно спрашивает Эйзенштейн.
— Он самый.
— Пойдёмте, товарищ Чаганов, угостимся отличной бужениной, — великий режиссёр подхватывает меня под руку. — у меня от волнения жуткий аппетит разыгрался.
— Постойте-постойте, — задерживаю его на секунду. — скажите кто тот молодой человек, что танцует с девушкой в синем платье?
— С блондинкой? — Улыбается режиссёр. — Это Егор Жжёнов, мой артист. Хотел его предложить на замену в "Бежин Луг". Невезучий он только. Снялся в Чапаеве в роли ординарца Фурманова, оппонента Петьки. Вы понимаете, как пародийное дополнение к конфликту их начальников, так вот Васильевы при монтаже всю эту линию вырезали. А сейчас с моей картиной тот же результат.
Москва, Докучаев переулок, квартира Чаганова.
Позже, тот же день.
Ослепительным ярким светом вспыхивает лампа под потолком в моей спальне. Инстинктивно откатываюсь на край широкой деревянной кровати, дёргаю простыню на себя, прикрывая свою голую задницу и одновременно заголяя свою новую подругу, с которой вернулся из гостей взамен уведённой Жжёновым Кати.
— А-а-а… — кричит нечеловеческим голосом кажется тоже Катя, закрывая лицо подушкой.
Оля переводит вытаращенные глаза с меня на на мою голосистую (в обоих смыслах) подругу.
"Блин, забыл ведь сам же сегодня утром назначил встречу Оле"!
С той встречи в мединституте больше не звоним друг другу, просто оставляем маячки в условных местах и встречаемся либо у меня на квартире, либо у неё по ночам уходя от слежки.
— Кто такая? — знаками спрашивает меня Оля.
— Никто. Я её плохо знаю. — Так же отвечаю я.
Оля делает злое лицо, решительно поворачивается, возвращается в гостиную и колдует над телефоном.
"Микрофон выворачивает"?
— Катенька, тихо-тихо… — шепчу девушке на ушко, отбирая у неё подушку. — Это моя бывшая, я её больше не люблю. Она психованная, может кислотой плеснуть. Давай-давай, одевайся скорее…
Наперегонки, путаясь в рукавах и завязках, приводим друг друга в приличный вид. Осторожно выглядываю из двери, Оля стоит у стола спиной к нам, плечи её вздрагивают. По моей отмашке Катя сломя голову бежит в прихожую, я следом. Суёт ноги в туфли, затем в боты, я достаю из шкафа её пальто и шапочку. Открываю дверь и мы с обегчением вываливаемся на лестничную площадку.
— Катенька, дай мне время по хорошему с ней расстаться. — Сую ей в ладошку две мятые десятки на выходе из подъезда. — там выход на Комсомольскую площадь. Метро уже закрыто, но рядом всегда дежурят извозчики. Ты уж извини что не провожаю, боюсь она разнесёт всю квартиру.