— Геня, попроси Литвинова (нарком иностранных дел) чтобы мне выдали дипломатический паспорт… — заунывно продолжает Кольцов, похоже прерванный моим приходом разговор.

— А мне нужна большая статья о Чаганове в январский номер, — жёстко прерывает его наркомша ("Подходит ей слово, помнится мы раньше наркоманов наркомами называли") начиная торг. — и вообще, Коля не любит когда я прошу Гладуна (второй муж Евгении- дипломат, друг Литвинова) о чём-нибудь.

— Как ты не поймёшь, — Кольцов всем телом разворачивается к ней. — я в Испанию скоро уезжаю мне диппаспорт позарез нужен и ещё неплохо бы письма рекомендательные иметь к Розенбергу и Антонову-Овсеенко (постоянный представитель и генеральный консул СССР в Испании). А статью тебе кто угодно напишет, вон хоть Бабель, всё равно без дела сидит.

— Напишет… — ворчливо отвечает Ежова, поигрывая полуснятой туфлей на высоком каблуке. — получишь от него через год… двадцать вариантов статьи.

Бабель добродушно смеётся вздрагивая толстым животом.

— Водится за мной такое, — доверительно наклоняется он ко мне. — не могу остановиться на чём-то одном. Храню дома двадцать два варианта своего "Короля".

— Вот они где спрятались! — Дверь распахивается настежь и в комнату вваливается плотная фигура комсомольского вожака Косарева, заметно поплотневшая с нашей последней встречи больше года назад. — Алексей! И ты здесь. Не ожидал. Что пьём? Мартель! Пробовал недавно в Париже на конгрессе пацифистов. Ну что по маленькой?

Зазвенели бокалы, забулькала янтарная жидкость и аромат выдержанного коньяка растёкся по комнате. Всем сгрудившимся у бутылки свет от бра падал на спину отчего лица казались смертельно бледными.

"А ведь и правда, все они через год или чуть больше станут мертвецами… Сейчас вот борются с врагами, добиваются себе льгот, пьют и развратничают, а завтра в лучшем случае пойдут по этапу. Казалось бы, в чём их преступление? Невинные жертвы. Это с одной стороны. А с другой, взахлёб требовать казни проигравших и впоследствии уже и самим начинать примеряться к власти, примкнув к набирающему силу Ежову. Не понимали чем это может грозить? Понимали, конечно, наглядные примеры встречались на каждом шагу. Надеялись что их не коснётся, что именно их поколение придёт на смену старикам".

Комната начала наполняться готовыми поддержать компанию деятелями искусств.

Показываю знаками окружённой почитателями наркомше, что мол потом поговорим по телефону, выбираюсь в коридор и иду искать свою спутницу.

"А я хотел Косарева о Мишаковой, о той инструкторше, что встретил в Артеке, предупредить. Бесполезно. Свою ставку на Ежова он уже сделал".

Катя в моё отсутствие времени зря не теряет: танцует вальс в соседней с гостиной комнате, превращённой в танцзал, с молодым человеком со смутно знакомым мне лицом. Останавливаюсь и с улыбкой гляжу на них.

— Я не понимаю, всё было хорошо, сценарий одобрили, актёров тоже. Отсняли уже полфильма и вдруг всё остановилось. Что не так? — Горячо говорит мужчина с пышной шевелюрой "а-ля Эйзенштейн", обращаясь к рядом стоящему коллеге по цеху.

— "Бежин луг"? — Понятливо кивает собеседник. — К Шумяцкому (Председатель Главного Управления Кинематографии) ходить не советую. Лучше дождись когда Косырев сковырнёт его с в ГУКа тогда и пропихнёшь картину.

— Позвольте, "Бежин луг"- это по Тургеневу? — Машинально интересуюсь я.

— Что вы, — Эйзенштейн (это был он) с готовностью переключается на меня, почувствовал сочувствие в моём голосе. — никакой мистики и чертовщины. Единственное сходство- события тоже происходят под Тулой во время коллективизации. В основе сюжета лежит история Павлика Морозова, но концовка абсолютно не трагична. В финале комсомольцы открывают в местной церкви клуб в память о своём товарище.

Катя с партнёром по танцам начали новый танец.

"Где-то я видел этого танцора… Но в любом случае, это что- у меня опять уводят подругу? Неприятная тенденция прослеживается, однако… Что со мной не так"?

— Спросите совета у Гени. — Подкидывает идею коллега. — Она подскажет к кому обратиться, к тому же Бабелю, например…