— Что, черт возьми, здесь написано? Это вообще по — английски? — Я приподнимаю салфетку, как будто, взглянув на нее под другим углом, можно разобрать слова. Это безнадежное дело. Джерри пишет как курица лапой.

Джерри усмехается, тыча пальцем в надпись на смятой салфетке. — У «Безумного Адамса» сегодня вечером живая музыка. Если бы мне пришлось гадать, это был бы твой лучший вариант.

Я стону, а Джерри понимающе ухмыляется мне. По сравнению с «Безумным Адамсом» «Дыра» — пятизвездочное заведение.

— Отлично, я как раз надеялась подцепить ЗППП сегодня вечером.

Из горла Джерри вырывается хриплый смешок, такой знакомый, что укол тоски по дому пронзает мое сердце.

— Просто не прикасайся ни к кому и не садись на сиденье унитаза, и все будет в порядке. Возможно, избегай барных стульев и не позволяй никому подходить слишком близко, когда с тобой разговаривают. Я бы еще не стал там ничего пить. У меня есть достоверные сведения, что они варили свой джин в ванной, и я сомневаюсь, что они вымыли ее перед тем, как готовить там.

— Отлично. Я куплю защитный костюм по дороге.

Джерри стучит костяшками пальцев по стойке и ухмыляется мне. — Знаешь, для «Безумного Адамса» слишком много одежды.

Я закатываю глаза, но мой собственный смех присоединяется к смеху Джерри. Ухмылка исчезает с его лица, когда он склоняет голову набок, от задумчивого взгляда у него появляются морщинки. Я поднимаю бровь, глядя на своего босса и старого друга, гадая, что он собирается обрушить на меня.

— Что? — Наконец спрашиваю я, складывая салфетку с нацарапанным на ней «Безумный Адамс». Я засовываю ее в карман своих тактических штанов, мечтая о паре шорт. Послеполуденное солнце бьет в передние окна, а металлический вентилятор в задней части бара производит больше шума, чем разгоняет воздух. Спереди к нему привязаны ленточки, и они развеваются, когда вентилятор вращается взад — вперед, но я едва чувствую дуновение ветерка с того места, где сижу.

Тем не менее, брюки, вероятно, лучше. В противном случае мои ноги, без сомнения, прилипли бы к сиденьям.

— Район скучает по тебе. — Джерри положил руки на стойку бара и внимательно наблюдает за мной.

Я закидываю ноги на перекладину стула и, скрестив руки на груди, немного откидываюсь назад. — Район меня не знает.

Джерри снимает с плеча грязную тряпку и снова начинает вытирать стойку бара. — Может, они и не знают тебя по имени, но они скучали по тебе. Жрецы выходят из — под контроля. Только на прошлой неделе они совершили налеты на три отдельных жилых дома.

Мы оба хмуримся.

— Антонию Рихтер забрали из ее дома, и с тех пор никто ее не видел.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, моя Фурия разгорается в груди. Она продолжает нарастать и изгибаться внутри меня. Лед, которым я мысленно покрываю свои внутренности, больше не остается твердым. Я слишком близко к краю.

— И они оштрафовали всех остальных в ее многоквартирном доме за содействие непристойному поведению.

— Непристойное? В чем, черт возьми, они ее обвиняют? — Антонии Рихтер девяносто два года.

— Они не сказали. Только упомянули, что она занималась деятельностью, которая считалась непристойной и безнравственной. — Джерри все еще водит грязной тряпкой по кругу и качает головой.