Как будто он так сильно любит музыку, что вынужден играть, но он ненавидит фанфары и не хочет, чтобы кто — нибудь знал, что это он. С таким уникальным голосом, как у него, мало что можно скрыть. Как только он начинает петь, люди узнают. Слухи разносятся по окрестностям, и внезапно бар переполняется людьми, которые пришли посмотреть на супер звезду.

Причина, по которой я это знаю, заключается в том, что однажды вечером он зашел к Джерри и сыграл. Я не знаю, знал ли Джерри, кто он такой, или Отис убедил его позволить ему сыграть сет, но это было чертовски круто.

Странно снова оказаться в Чикаго. Город такой же, как всегда. Ничего не изменилось. Люди суетятся вокруг, занимаясь своими делами, просто пытаясь прожить день. Жрецы слоняются на углах улиц или в дверных проемах, закутанные в свои длинные красные мантии. Они наблюдают и ждут, выискивая любое действие, которое они сочтут преступлением. Готовясь назначить наказание. Трудно удержаться, чтобы не подойти к ним и не врезать кулаком по их лицам. Но я на задании, поэтому не обращаю на них внимания.

Меня не было всего несколько недель, но почему — то кажется, что дольше. Есть ощущение, что город продолжал жить, двигаться и дышать без меня. И это оставляет меня с чувством одиночества. Как будто никого на самом деле не волнует, что меня здесь не было.

Разве что, не Джерри, потому что ему нужен кто — то, кто возьмет мою смену в баре, но это все. Я никого не оставила, даже кота. Впервые за долгое время меня это беспокоит. Если бы я умерла на Играх, кто — нибудь оплакивал бы меня? Может, лучше, что я никого не оставлю после себя? Разве лучше, что нет никого, кто почувствовал бы боль потери так, как я почувствовала, когда был убит мой отец? Боль от того, что я никогда не знала свою мать, потому что она умерла во время Игр.

На самом деле, это слишком чертовски угнетает, чтобы думать об этом.

Бар Джерри открыт, несмотря на середину дня. Аромат несвежего пива и пота ударяет мне в нос, когда я толкаю липкую деревянную дверь. В баре есть несколько человек, но «Дыра» заполняется только ближе к вечеру. Джерри стоит за стойкой, вытирая вечно обшарпанную стойку грязной тряпкой.

— Знаешь, если ты действительно хочешь убраться, не стоит пользоваться грязной тряпкой, — говорю я, запрыгивая на табурет перед баром.

Голова Джерри вскидывается, и его рот открывается от удивления. — Ну, черт возьми, Котенок. Я был уверен, что видел тебя тогда в последний раз.

В уголках моих губ появляется усмешка. — Спасибо за вотум доверия к моим способностям выжить, Джерри. Приятно, когда тебя не переоценивают.

Джерри фыркает, перебрасывая грязную тряпку через плечо. — О, я знаю, ты как таракан, Котенок. Ничто тебя не остановит. Я просто подумал, что ты сюда больше не вернешься. Дальше — больше и лучше, верно?

— Что может быть лучше «Дыры», Джерри? Это чикагское заведение.

— А то ты не знаешь. — Джерри наполняет пинту и толкает пиво ко мне через стойку. Он засыпает меня вопросами. Я посвящаю его в детали Игр, других чемпионов и закулисных подробностей испытаний. Я наполовину допила пиво, когда перешла к делу.

— Джерри, ты помнишь тот случай, когда Отис Кармайн пришел сюда и спел?

Лысина Джерри блестит в тусклом свете бара. Он проводит по ней рукой, словно потирает лампу на удачу. Его проницательные глаза изучают мое лицо. — Нет покоя нечестивым, да? Уже готовишься к следующему испытанию?

Я приветствую его своим пивом и делаю еще глоток. Оно теплое и пресное, но есть что — то успокаивающее в возвращении к Джерри. Несмотря на все мои мрачные мысли о том, что никто не будет скучать по мне, если я погибну в Играх, я понимаю, что скучаю по этому. Хриплый смешок Джерри, обыденность сидения животом к бару и болтовни со своим боссом и другом. Моя жизнь, может быть, и не гламурна, но я построила ее здесь.

Джерри задумчиво кивает. — Я слышал, что он вернулся в Чикаго и часто посещает несколько мест.

— Не мог бы ты поспрашивать? — Джерри гораздо общительнее меня. У него есть связи, которые позволяют наполнять «Дыру» пивом и ликером.

— Дай мне несколько минут, и я посмотрю, что смогу придумать. — Джерри отходит в дальнюю часть бара и берет старый беспроводной телефон. Он увесистый и, по — видимому, был первоклассным, когда проснулись Боги, но по сравнению с изящными мобильными телефонами, которые есть у элиты, это динозавр. Из музыкального автомата в углу играет негромкая музыка. Джерри стоит ко мне спиной, поэтому я не вижу и не слышу, что он говорит. Он достает ручку из кармана рубашки и что — то черкает на листке бумаги, пока я допиваю пиво.

Как только я ставлю стакан на место, Джерри вешает трубку. Он протягивает мне салфетку по барной стойке. Я прищуриваюсь, разглядывая закорючки.