– Вон. Сейчас же. – Лицо Джентри вдруг оказалось в нескольких сантиметрах, и до Слика донеслось спёртое изнурённое дыхание. – Или ты исчезнешь вместе с ними.
Слик был тяжелее ковбоя килограммов на десять, и эту разницу в основном составляли мускулы, но это Джентри никогда не смущало. Казалось, ему вообще наплевать на то, что с ним может случиться. Однажды Джентри ударил его в лицо. Слик тогда опустил глаза на увесистый гаечный ключ у себя в руке, и его охватило смутное недоумение.
Джентри держался неестественно прямо и уже начинал трястись. Слик давно себе уяснил, что Джентри не может спать во время своих отлучек в Бостон или Нью-Йорк. Он и на Фабрике-то не всегда ложился. А из СОБА возвращался и вовсе истерзанный, и первый день всегда был самым тяжёлым.
– Взгляни-ка, – сказал Слик, как говорят с готовым расплакаться ребёнком, и вытащил из кармана взятку Африки. Он поднял пакетик повыше, чтобы Джентри его было лучше видно: синие дермы, розовые таблетки, мерзкая с виду какашка опиума в красном мятом целлофане, кристаллы «магика», похожие на жирные жёлтые лепёшки мокроты, пластиковые ингаляторы с зацарапанными ножом именами японских производителей. – От Африки, – сказал Слик, покачивая пакетик.
– Африки? – Джентри взглянул на пакет, потом на Слика, обратно на пакет. – Какой Африки?
– От Малыша Африки. Ты его не знаешь. Он оставил это для тебя.
– Почему?
– Потому что ему было очень нужно, чтобы я ненадолго приютил его друзей. Я у него в долгу, Джентри. Я несколько раз повторил ему, как ты не любишь, чтобы кто-нибудь здесь ошивался. Как тебе мешают чужие. Поэтому, – соврал Слик, – он сказал, что ему хотелось бы оставить тебе немного кайфа в возмещение за неудобства.
Взяв пакет, Джентри поддел ногтем шов, разорвал. Вынул опиум и протянул его Слику:
– Не понадобится.
Вынул один из дермов, выдавил его из упаковки и осторожно налепил на внутреннюю сторону правого запястья. Слик остался стоять, рассеянно разминая опиум между большим и указательным пальцами и мерзко хрустя целлофаном. Джентри тем временем прошагал вдоль стола обратно и открыл корзину, откуда выудил пару новеньких чёрных кожаных перчаток.
– Думаю, мне лучше… познакомиться с этими твоими гостями, Слик.
– А? – Слик потрясённо сморгнул. – Да… ну… Тебе на самом деле не обязательно, я хотел сказать, разве это не…
– Нет, – отрубил Джентри, вздёрнув воротник куртки. – Я настаиваю.
Спускаясь по лестницам, Слик вспомнил об опиуме и швырнул его через перила в темноту.
Он ненавидел наркотики.
– Черри?
Стучась под взглядом Джентри в собственную дверь, Слик чувствовал себя ужасно нелепо. Бам, бам. Никакого ответа. Открыл дверь. Рассеянный свет. Это Черри повесила абажур на одну из лампочек – накрыла её конусом из жёлтого факса, примотав бумагу стальной проволокой. Другие две девушка вывернула. Самой её в помещении не было.
Носилки, однако, были на месте. Их обитатель всё так же лежал завёрнутый в синий нейлоновый мешок. «Оно поедает его», – подумал Слик, глядя на нагромождение оборудования жизнеобеспечения – какие-то трубки, баллоны с жидкостью. «Нет, – сказал он самому себе, – оно не даёт ему помереть, как в больнице». Но тягостное впечатление не исчезало: что, если оно высасывает его по капле и будет сосать, пока не высосет досуха? Слик вспомнил Пташкину болтовню о вампирах.
– Да уж, – прокаркал Джентри, огибая его, чтобы встать у изножья носилок, – странные у тебя знакомые, Слик Генри…