Я сказала ей, что снаружи веселятся люди в поддержку Асада и что мне тоже хочется покричать, но на улице это делать неприлично.

— Я тоже так хочу! — сказала Рита.

И мы вместе начали выкрикивать на всю кухню:

— Аллах! Сурия! Башару бас! Аллах! Сурия! Башару бас!

Не могу сказать, что мы были в восторге от Асада, но было радостно что-то кричать, прыгая у себя на кухне. Мы были такими беззаботными. Такое хорошее было время. Тогда еще не было войны.

***

Все уже расселись ужинать, когда я узнала, что наш с Кристиной хлеб (она его почти не ела) делились не между всеми, как я просила, а только между Зиляль, ее приближенными и Айей с Сафией. Я спросила у Динары, которая была завхозом, в чем дело, но она только пожала плечами.

Тогда я рассердилась и сгоряча попросила выдать мне мой хлеб. Это было зря.

Делить хлеб, не евши около двух недель. Руки у меня задрожали. Я постаралась разделаться с ним как можно быстрее, поэтому не всем досталось поровну. Но мне уже было плевать. Хотелось просто скомкать все лепешки и разом запихать их себе в рот. После дележки мои руки были в муке. Самое тяжелое было не сорваться и не облизать их. Я зашла в туалет и не закрыла штору, чтобы все видели, как я мою руки, иначе бы сорвалась.

Вечером нас с Кристиной позвали на переговоры. Нас из камеры привели в каморку накыбов. Там за столом сидел какой-то араб с очень серьезным видом. Нас поставили перед ним, как провинившихся школьниц.

Это был заместитель начальника криминальной полиции. Он приказал нам сесть.

Казалось, он наслаждался важностью момента и считал, что оказывает нам большую честь. Упершись своим пузом в стол, он с усмешкой предложил мне поесть.

Я сидела перед ним вшивая, грязная, одуревшая от голода, измученная платяными вшами и чесоткой. Я уже забыла, что значит — чувствовать себя человеком, и все, что мне оставалось, — это хамить и огрызаться, как обыкновенному животному.

Я не верила ни одному их слову. Я не верила ни одному своему слову. Я просто грубила, чтобы они поняли, что не блефую.

Но замначальника был очень мил и ласков со мной. На все мои грубости он отвечал снисходительной улыбкой. В начале разговора она даже представился.

— Мукаддим46 Басим, — скалясь до ушей, проворковал он. — У вас тут возникло некоторое недопонимание с нашими работниками…

Он говорил низким грудным голосом, и если бы не полное разочарование в мужчинах, которое постигло меня за последний месяц, я бы обязательно ему поверила.

— Но я-то вас понимаю! — якобы искренне продолжал он. — Вы просто решили навестить своих друзей…

— Да! — хором закричали мы.

— Купили билеты на автобус, как и все…