Книги

Молитва отверженного

22
18
20
22
24
26
28
30

Последняя фраза эхом пронеслась в голове Татьяны.

«Замуж собралась!.. Им известно даже это».

— Вот такой Белочка была до случившегося, — сказал Пух. — А это — уже из морга. Кролик, ты что отворачиваешься? Не нравится?

Таня, превозмогая страх, посмотрела на фото. На одном снимке — симпатичная женщина с милой улыбкой и доверчивым, открытым взглядом, на другом — почерневший череп с пустыми глазницами и раззявленным ртом.

— Это подделка, — прохрипел Леонид.

— Дурак, что ли? — с обидой произнес Пятачок и громыхнул банкой с гвоздями.

Леонид тут же затрясся, как на электрическом стуле.

Пух успокаивающе поднял руку и проговорил:

— Сказка закончилась. А теперь начинается быль. Да, Кролик. За свои поступки нужно отвечать.

Леонид замер, его левая рука еще крепче вцепилась в пальцы Тани.

— Леня, это правда? — очень тихо спросила она.

Ее жених всхлипнул.

— Правда. Кстати, Белочку звали Галя, — вместо него ответил Пятачок, убирая фотографии в рюкзак.

— Это было очень давно, — выплевывая слова, проговорил Леонид. — По обоюдному согласию. Никто не знал, что она пойдет на такое!..

— И тем не менее. — Пух пожал плечами. — Как говорится, хрен на рыло. То есть факт налицо. — Он немного помолчал, потом поскреб затылок и сказал: — Давайте перекусим немного, а потом займемся делом. Пятачок, покорми гостей. Не видишь, у них руки заняты?

Пятачок с готовностью всунул в банку ложку, помешал сгущенное молоко.

— Спасибо, я не голодна, — отказалась Таня, которую замутило только от одного вида сгущенки, лениво стекающей с ложки.

— Мало ли чего вы не хотите, — пропыхтел Пятачок и буквально воткнул ложку в рот женщине, чуть не порвав ее губу. — Давай, киска. За маму, за папу. За сказки. За баночку с гвоздями. Ты ведь не забыла о ней? Вот и умница!..

Таня едва успевала глотать сладкое месиво. Давясь и кашляя, женщина молила Господа, чтобы сгущенка не забила ей горло, иначе она попросту захлебнется. Вот смеху-то будет — умереть от сгущенного молока!

— Молодец, — похвалил ее безумец и повернулся к Леониду: — Теперь ты.