Он посмотрел на Вики с беспокойством – куда девалось ее привычное легкомыслие? Спросил:

– Разве кто-нибудь хоть раз признал боль Джой Хендерсон? Или Марка? Боль Рут и Гвен?

– Не знаю, Шеп. Возможно, это сделали вы. Отпустив Джой, признали тот кошмар, через который прошла вся их семья.

– А Джордж? Знаю, он был мерзавцем, но не перестаю гадать – с какой болью жил Джордж Хендерсон? Отчего он стал таким?

– Этого мы никогда не узнаем. Однако если… – Вики понизила голос. – Я говорю теоретически, разумеется, – если бы медицинская карта Джорджа случайно очутилась перед вами, и вы случайно ее открыли и случайно прочли о том, что он страдал маниями и галлюцинациями, что не один десяток лет принимал рецептурные антидепрессанты…

– Господи, Вики! У вас что, вошло в привычку нарушать врачебную тайну?

– Ни в коем случае, Шеп. – Вики шлепнула себя правой рукой по груди в области сердца и с мрачной торжественностью произнесла: – Обещаю, что карта Джорджа Хендерсона никогда не очутится перед вами, ни случайно, ни вообще; и что я никогда не расскажу ни вам, ни кому-либо еще о том, что он страдал галлюцинациями и депрессией. – Она помолчала. – Или не страдал. Правда может быть какой угодно.

Алекс вздохнул.

– Ладно. Пожалуй, это кое-что объясняет. Однако с депрессией живут многие – и при этом не бьют своих детей, не оставляют на их телах и душах страшные шрамы… И тем более не убивают соседских малышей.

«Возможно, – думал он, – отпустив Джой, я признал ее боль. И тут следует остановиться. Вот если б только еще разобраться с сообщением Джой…»

– Джой сказала, что нашла Венди и куклу. Я хочу выяснить, что и где было обнаружено.

– Каким образом?

– Съезжу на ферму.

– Там пепелище, Шеп, – Вики покачала головой. – Искать нечего.

Алекс взял ключи, повернулся к ней.

– Вы едете или нет?