– Меня беспокоит кое-что еще, Джой Хендерсон.

Я картинно вздыхаю.

– Почему вы не сняли ремень с шеи? Это несколько напускает туману, как думаете?

Пожимаю плечами. Шепард прав. Напускает.

– Ну, затянув ремень, я осознала собственную глупость, но если б я его убрала, на шее отца все равно остались бы следы… В любом случае мне было не избежать ваших трудных вопросов.

– И вы, наверное, догадались, что со старого, растрескавшегося ремня не удастся снять приличных отпечатков…

Зашвыриваю отцовское исподнее в контейнер, поверх содержимого серванта. Пять разбитых матовых стаканов блестят на солнце. Надо было оставить две штуки: один для себя, другой для Марка.

– Не понимаю, чего вы от меня ждете. Я никогда не признаюсь в убийстве отца. – Заглядываю в контейнер в надежде увидеть хотя бы один целый стакан. – Потому что я его не убивала.

Нет, все разбиты. Поворачиваюсь к Шепарду, а тот никак не угомонится, провоцирует.

– Ну, вы будете утверждать так в любом случае. Хоть убивали, хоть нет.

Мы стоим под солнцем лицом друг к другу – вооруженные ковбои в поединке на Диком Западе. Каждый ждет, когда противник расслабится и допустит роковую ошибку.

– Знаете, я спросил Ларсенов про Рут, и Колин сквозь слезы сказал: «Она умерла». Сначала я решил: он убил ее – а может, и вашего отца тоже. Особенно когда Колин ответил, что знает, где Рут. Даже согласился отвезти меня к ней и погладил своего старого больного кота – как мне показалось, на прощание. Мы сели в машину, и я поехал, следуя указаниям Колина. Я уговаривал себя сохранять спокойствие, надеялся, что ваша бедная пропавшая сестра жива и я успею ее спасти. А вдруг, думал я, Колин убил и Венди Боскомб много лет назад, и там, куда он меня везет, я найду два тела… Потом Колин заявил, что мы едем на кладбище, и я ужаснулся: «О боже, он зарыл ее в свежей могиле», – но нет. Каким же я был идиотом, гоняясь за пресловутым журавлем в небе, а вы просто кормили меня сказками…

– Почему не рассказали, что все знаете?

– Вы удивитесь, Джой Хендерсон, но я не обязан ничего вам рассказывать. Это вы у нас под следствием. – Шепард вытирает пот с лица. – Колин сказал, что смерть Рут была несчастным случаем – ваша мать поскользнулась и…

– Да, верно, – быстро перебиваю я.

Незачем ему знать больше, иначе непонятно, куда заведут его мысли. Меня радовало, что он перестал спрашивать про Рут, а теперь я знаю, почему перестал, и могу не тревожиться хотя бы об этом. Я до сих пор перевариваю тот факт, что Рут – моя близняшка; что я могла умереть, а Рут – жить; или, может, Рут как раз и выжила – и я на самом деле Рут… Мозгу и без того несладко, поэтому не надо мне тут полицейского психоанализа на пятидесятиградусной жаре.

– Как видите, Джой, у меня есть основания считать, что вы лгали про Рут с целью спровадить меня в погоню за журавлем, увести прочь от правды.

– Я не лгала. Я сказала вам с Вики, что по приезду на ферму увидела Рут впервые за много лет, и это правда. Еще я говорила, что не видела Рут в то утро, – тоже правда. Это Вики сообщила вам, что Рут «исчезла, пропала». Я даже ответила, что Рут не злая, помните? Грань, наверное, тонка, но я ее не перешла, ни разу вам не соврала. Просто не сказала всего.

Как когда-то мама «не сказала» отцу про цену пленки для школьных учебников. Я криво улыбаюсь – ну да, мое «не соврала» можно трактовать по-разному, согласна.

– Мне вот совсем не смешно, ни капельки.