Книги

Молчаливая слушательница

22
18
20
22
24
26
28
30

– От тебя никакого толку!

Помню, я вращала чайник и рассуждала – как, интересно, поняли, что малышка Рут умерла? Кажется, теперь заварка получилась слишком крепкой. Я плеснула ее в чистую чашку, понесла к столу. «Осторожно, осторожно».

– Быстрее!

Я вздрогнула, чай хлюпнул на блюдце. Отец наблюдал за тем, как я достаю другое блюдце. «Господи, прошу, помоги мне вести себя осторожней. Ибо Твое есть царство, и сила и слава…»

– Вот, папа.

«Во веки веков. Аминь».

– М-м-м…

Я стояла возле раковины, ждала, пока он допьет чай с печеньем, и постоянно думала о Рут, Рут, Рут.

Наконец скрипнул по линолеуму отодвигаемый стул, отец ушел, и я за ним убрала.

Вот если б Рут не умерла внутри мамы, думала я, у меня была бы старшая сестра, на которую я равнялась бы, которая помогала бы мне с уроками, за которой я скакала бы в курятник за яйцами и засыпала ее вопросами. Рут с притворным недовольством оглядывалась бы и восклицала: «Джой, еще один вопрос про луну, и я, честное слово, просто закричу!» И мы дружно хохотали бы.

Старшая сестра, которая решала бы все мои проблемы… за которую я могла бы цепляться, когда отец впадает в ярость.

Однако позже, покрывая яйца воском на зиму, я осознала собственную глупость. Я никогда не хохотала бы с Рут и не цеплялась за нее, ведь, будь малышка Рут жива, родители ни за что не сделали бы меня. Это Рут покрывала бы воском яйца, Рут готовила бы отцу дневной чай, Рут делала бы все. И, в отличие от меня, делала бы идеально.

На самом деле я – всего лишь замена Рут. Причем замена плохая, уродливая. Неудивительно, что отец меня ненавидит.

Ночью, свернувшись калачиком в постели, я мысленно видела, как врачи достают из мамы мертвую малышку Рут и выбрасывают ее в мусорный бак наподобие нашего, куда они отправляют разные больные, гниющие и уже ненужные части тела: ампутированные ноги, лопнувшие аппендиксы, инфицированные миндалины, отмороженные ногти и пальцы. Иногда врачам приходится поправлять какую-нибудь ногу или руку, укладывать под другим углом – и лишь тогда поджигать свернутую бумажку и закидывать ее в бак следом за ненужными частями тела и мертвыми младенцами.

Даже в разгар этих диких фантазий я заставляла себя представлять малышку Рут в Раю, где она становилась сильнее и здоровее с каждым днем.

Я дрожала под одеялами. В доме всегда стоял холод. Я не раз думала – наверное, в Аду будет приятнее, там-то жарко и дожди не льют. Думала – и тут же молилась о прощении.

Если б Рут была здесь! Если б только сильная, здоровая, красивая Рут была здесь! Если б Господь послал ее меня спасти, как послал Своего сына спасти человечество…

Я шепнула в холодную ночь:

– Рут, вот бы ты не умирала… Оставалась бы со мной…

Рут. Красивое имя, блестящее и гладкое, а образ у него – длинный, сверкающий серебром спуск. Не то что мое собственное рубленное имя, звучащее как презрительный плевок и выглядящее как ржавая терка. Я ненавидела этот образ.