Адаме был характера скромного, можно сказать, даже робкого. Пятьдесят лет работал в Кембридже, преподавая математику и астрономию. Как вычислитель, он был также изумителен. Например, он вычислил Бернуллиевы числа до 62. Числители этих чисел выражаются целыми числами в сто и сто двадцать знаков. Но чтобы показать приложения этих чисел, Адаме вычислял Эйлерову постоянную (0,577 и т. д.) на 273 знака после запятой. Затем он заметил, что, начиная с 263-го знака, у него есть ошибка. Тогда необыкновенно искусным приемом он перевычислил последние десять цифр, не перевычисляя первых. Но это вычисление, можно сказать, ничто по сравнению с его работой по земному магнетизму, которую он развил по функциям Ламэ, составив таблицу этих функций. Затем распределение земного магнетизма представлено им рядом в 120 членов. Эта работа заняла сорок лет его жизни.
2. Адаме и Леверье искали сперва элементы орбиты неизвестной планеты, затем по этим элементам ее место, причем Адаме принял круговую орбиту. Но важно было найти не элемент орбиты, а самую планету, и каждый ее нашел. У Адамса планета оказалась на полтора градуса от места, им указанного. У Леверье – 52. В Париже не было достаточно сильного инструмента, чтобы заметить диск планеты, поэтому Леверье написал в Берлин астроному Галле, который в первый же вечер и открыл планету, отметив ее ясно видимый диск.
Адаме получил элементы орбиты, отнес свой расчет и теорию его королевскому астроному Эри. Эри был занят, Адамса не принял. Через неделю Адаме снова зашел к Эри, Эри опять был занят и его не принял. Тогда Адаме оставил свой мемуар у Эри и больше к нему не приходил. Это было в сентябре 1845 г.
В Кембридже была университетская обсерватория, но со слабым инструментом. Директор этой обсерватории Чаллиз по просьбе Адамса обследовал указанную ему область неба, несколько раз наблюдал искомую планету, но счел ее за неподвижную звезду. После того как планета была открыта Галле, произошло невероятное смятение. Эри опубликовал мемуар Адамса, как приложение к «Nautical Almanach», но упущенного не воротишь, и слава открытия осталась за Леверье.
3. Скромный молодой преподаватель Минного офицерского класса в Кронштадте А. С. Попов, развивая опыты Герца, построил в 1895 г. прибор, названный им «грозоотметчик». Испросив ничтожную сумму в 300 руб., усовершенствовал его и создал первое в мире действующее устройство беспроволочного телеграфа. Затем связался с французской фирмой «Дюкрете», которая делала обыкновенные физические приборы. Но Дюкрете не ограничился тем, что по заказу Попова изготовлял приборы, а присвоил себе и некоторую в этом деле роль, назвав аппарат, изобретенный русским ученым «appareil de telegraphie sans fils Popoff – Ducretet»[83].
Здесь необходимо упомянуть еще одного идеалиста – Бранли, который изобрел когерер, получивший впоследствии большое значение в радиотехнике. Бранли показал этот прибор в Парижской Академии, патента не взял и этим предоставил свободное пользование им. Попов тоже идеалист. О своем изобретении беспроволочного телеграфа Попов сделал доклад в Русском физико-химическом обществе (1895 г.), поместил публикации в научных журналах и приступил к осуществлению первых практических радиоустановок, не заботясь о патентовании.
Состоя на службе в Морском ведомстве, Попов подчинился требованию этого ведомства держать изобретенные приборы в секрете, что явно было невозможно, ибо он обучал офицеров и матросов флота пользованию этими приборами; патента он не взял (хотя бы секретного), и, следовательно, собственность своего изобретения за собой не закрепил. Между тем по Уставу торговому: «Всякое открытие или изобретение есть собственность того, кем оно сделано», и поэтому требование Морского ведомства было незаконным.
Спустя несколько месяцев после сделанного в январе 1896 г. Поповым печатного сообщения о «приборе для обнаружения и регистрирования электрических колебаний», а именно в июне 1896 г., Маркони оформил свой патент и лишь через год – в 1897 г. – опубликовал сведения о своих опытах и приборах беспроволочного телеграфирования. Приборы Маркони представляли собой точное воспроизведение аппаратуры, ранее изобретенной и описанной Поповым. Однако Маркони сразу поставил дело беспроволочного телеграфа на широкую коммерческую ногу. Он привлек к этому делу большие деньги, основал акционерную компанию, в которой имел больше половины акций, пустил изобретение в продажу, добился резкого увеличения дальности телеграфирования, осуществив радиосвязь через Атлантический океан, и тем самым стяжал себе славу.
Случай изобретения радиотелеграфа принципиально отличается от вышеописанного случая астрономического открытия между прочим тем, что вопрос о приоритете в изобретении радио совершенно бесспорен: радио, как техническое устройство, изобретено Поповым, который и сделал об этом изобретении первую научную публикацию.
И хотя Маркони получил более широкую известность на поприще радиотелеграфии (исключительно благодаря своей энергичной коммерческой и технической предприимчивости), – приоритет и огромные заслуги Попова как изобретателя радио увековечивают имя русского ученого в истории науки и техники.
Об издании трудов классиков математик[84]
До настоящего времени издание полных собраний трудов наших выдающихся ученых находилось в весьма печальном положении. В то время как на Западе такого рода работы ведутся уже десятки лет планомерно и сочинения знаменитых французских, английских и немецких ученых выпускаются последовательно в виде роскошных изданий при посредстве государственных органов, ведающих делом народного просвещения, у нас такого рода издания предпринимались изредка и случайно.
Из трудов наших известных математиков, например, выпущено лишь полное собрание сочинений Чебышева (под редакцией академиков Маркова и Сонина), и то лишь благодаря средствам, предоставленным для этой цели наследником покойного.[85] Семь лет тому назад было начато издание трудов профессора А. Н. Коркина на средства, ассигнованные физико-математическим факультетом Петроградского университета, но удалось издать лишь первый том;[86] издание пришлось приостановить за недостатком средств, несмотря на то, что в то время печатание стоило раз в десять дешевле, чем сейчас.
У нас не имеется полных собраний сочинений ни нашего «русского Архимеда» Лобачевского (как называют его англичане), ни первого русского академика-математика Остроградского, ни академика Золотарева; не закончено издание трудов профессора Коркина, работавшего частью совместно с Золотаревым. Между тем труды этих ученых имеют не только исторический интерес, но многие из них представляют непреходящую ученую ценность громадной важности, как, например, геометрические изыскания Лобачевского, исследования Золотарева по теории чисел, совместные исследования Коркина и Золотарева по теории форм, алгебра Лобачевского, которая употребляется в качестве пособия в Японии (и совершенно неизвестна у нас), и многие другие.[87]
Несмотря на крайне неблагоприятные условия, многие ученые и просветительные общества и организации в самое последнее время с большим единодушием подняли забытый вопрос о необходимости планомерной организации издательства. Говорят даже о громадных ассигнованиях, чуть ли не в 60 миллионов, на издание «русских классиков». Недавно при Академии наук было особое совещание из представителей Академии наук и представителей некоторых научно-просветительных организаций Петрограда и Москвы (Свободная ассоциация для развития и распространения положительных наук в Петрограде, Научный институт и издательство «Природа» в Москве), обсуждавшее вопрос о создании особого компетентного органа по изданию ученых и научно-популярных книг, который мог бы руководить и координировать это сложное и важное дело. В таком предприятии, если возможно его осуществление, Академия наук должна играть главенствующую роль, и ей должна принадлежать фактическая инициатива дела. Как чисто ученое учреждение, она должна, конечно, взять на себя издание исключительно ученых классических творений, подобных указанным выше, и, несмотря на крайнюю тяжесть переживаемого момента, не откладывать начало этого дела. Как это ни странно, но именно теперь имеются для этого и некоторые, по-видимому, благоприятствующие внешние обстоятельства. Некоторые хорошо оборудованные типографии, ставшие государственными, почти бездействуют, много работников печатного дела оказались без работы и ищут таковой. Правительству волей-неволей приходится или придется считаться с этим фактом.
Необходимо своевременно позаботиться о том, чтобы использовать наиболее целесообразно, с наибольшей пользой, средства, которые по неизбежной необходимости придется так или иначе затратить на поддержку печатного дела. Одним из способов действительно полезного употребления этих средств могло бы послужить издание классических трудов наших ученых под руководством высшего ученого учреждения России – Академии наук. Мы берем на себя сделать первый почин в этом деле и позволяем себе представить на одобрение нашего Отделения следующие наши предложения.
«Мы, нижеподписавшиеся, берем на себя, в случае согласия на то Академии, организовать издание полных собраний сочинений следующий ученых: 1) академика М. В. Остроградского; 2) профессора Н. И. Лобачевского; 3) академика Е. И. Золотарева и 4) профессора А. Н. Коркина (закончить начатое издание).
Для осуществления этой цели необходимо будет войти куда надлежит, с предложением предоставить Академии наук возможность напечатать в одной (или нескольких) из государственных типографий определенное число печатных листов с тем, 1) чтобы уплата расходов по печатанию и бумаге, нужной для этого, производилась из государственных сумм по счетам, представляемым Академией наук, и 2) чтобы из государственных же сумм был предоставлен Академии наук некоторый кредит на дополнительные расходы по печатанию, необходимые для оплаты разного рода сотрудников, без помощи которых организаторы дела обойтись не смогут.
По примерному расчету, для выполнения задуманного предприятия потребуется следующее число печатных листов в предположении, что сочинения будут изданы в том же формате ех 8°,[88] по 16 страниц лист:
Бумага должна быть, по возможности, того же качества, какая была употреблена, например, на издание трудов П. Л. Чебышева.