Книги

Моё солнечное наваждение

22
18
20
22
24
26
28
30

— Разве женщина не должна готовить для своего мужчины? — Ярина улыбнулась, сверкнула синим взглядом, то ли спросила всерьёз, то ли шутила, Герман не понял.

— Моя — нет, — просто ответил Герман.

— Только быть любимой? — процитировала малявка кого-то.

— Статусами из социальных сетей заговорила? — Какая же она ещё маленькая, детский сад, честное слово. — Так что с завтраком? — перевёл он тему, заглядывая в практически пустое нутро необъятного холодильника. — На выбор смузи и… смузи. В ресторан?

— Ладно, — сдалась Ярина. — И надо заехать в магазин за продуктами.

— Как скажешь, — усмехнулся Герман.

А что? Было в этом что-то щемящее, уютное, до боли знакомое, потерянное Германом за годы. Вспомнилось, как когда-то они с Ниной в выходной день ездили в гипермаркет на маршрутке, на обратном пути обязательно заходили в Макдональдс или пиццерию — невиданная роскошь для привычно голодного семилетнего мальчишки. До десяти лет такие походы были традицией. После появился штат прислуги, нескончаемые помощники по хозяйству, Герман, казалось, даже выдохнул с облегчением, занятий ему хватало — не до хозяйственных нужд, — а сейчас вдруг понял, что скучал.

Позже отправились в приют для животных. Герман по-прежнему, как верный паж, отвозил и забирал Ярину, ждал после лекций и занятий. Он даже умудрился немного отпустить бразды правления, вспомнил, что у него есть заместители, которые должны за что-то получать зарплату, и его личное, едва ли не круглосуточное присутствие на рабочем месте необязательно.​

Ярина была в хорошем настроении, лепетала глупости, смеялась, смешила Германа, заставляла улыбаться во все тридцать два зуба. За грудиной рождалось что-то тёплое, обволакивающее, щекочущее. Невозможно сладкое, невыносимо острое. Больше, чем влюблённость. Любовь?

— Всё-таки, почему именно ветеринар? — Герман коротко глянул на Ярину, заметив, как на микросекунду хорошенькое личико нахмурилось.

— В детстве я хотела быть врачом, — ответила Ярина. — Всегда говорила об этом маме, она смеялась, говорила, что врачом у меня не получится стать, у нас нет столько денег, а если я буду работать медсестрой, то когда мама станет старой, у меня не хватит зарплаты кормить её и бабушку… — Она ненадолго замолчала, провалилась в воспоминания.

Герману со злости захотелось ударить руль. Ничего ужасного Ярина не рассказала, простые рассуждения обыкновенного родителя — сможет ли он дать ребёнку образование, — но понимание, что именно эта девочка, с её невозможно синими глазами, была с самого детства лишена возможности мечтать, злило до зубного скрежета. Хотелось найти способ воскресить Глубокого, посмотреть ему прямо в глаза и проорать один-единственный вопрос: Какого хрена, млять!? Какого хрена?!

— А потом мама придумала, что мне нужно выучиться на ветеринара. Это почти как врач, только дешевле, а зарплата потом больше, — беззаботно засмеялась синеглазая.

— То есть, ты пошла ради зарплаты? — Герман усилием воли улыбнулся.

Теперь-то какая разница: какого хрена. Глубокого из могилы не поднимешь, к ответу не призовёшь. Стоило ли прямо сейчас задаваться вопросами, на которые не получишь ответы.​

— Нет! — фыркнула Ярина. — Я животных люблю. И они меня…

​Последнее девочка буркнула едва разборчиво, Герман услышал. Слова «и они меня» больно кольнули в подреберье. Возможно ли восполнить дефицит любви недополученной в детстве? Он не знал наверняка, зато безумно хотел дать девушке с синими-синими глазами любовь, на которую способен. Всю любовь мира отдать, окутать, согреть, убедить, что больше никогда в жизни она не будет одинока. Расшибиться в лепёшку, но выполнить обещание.

— Понятно. — Герман кивнул, стараясь выглядеть как можно беззаботней.

И правда, выходной день, а они добровольно едут убирать дерьмо в собачьих вольерах. Разве может быть что-то прекрасней? Никакие романтические выходные в Венеции с её каналами и поющими гондольерами не сравнятся с эдаким счастьем.

Так и ехали: Ярина щебетала без умолку, Герман улыбался ей, своим мыслям, в которых плавал, как в розовом киселе, и готов был обнять весь мир, в первую очередь своё синеглазое чудо. Остановиться в середине автомобильного потока и затискать, заобнимать, залюбить девочку, сидящую рядом с ним.