Если бы я держал это здесь, куда бы я спрятал ключ? Где-нибудь не очень далеко. Скорее всего, в этой же комнате. Чтобы было под рукой. Так, если здесь есть запертая шкатулка в виде книги о замка́х, то, может быть, где-то в библиотеке находится и книга о ключах, в которой на самом деле хранится ключ? Но такая книга ему не попадалась. Он успел просмотреть названия всего, что валялось на полу. Никакой «Истории ключей» там не было. Конечно, ее могли и бросить в огонь.

А могли… и не бросить.

Мэтью пробежал глазами заглавия ближайших к нему книг. Ничего, связанного с ключами. Он спустился по стремянке с «Историей замко́в» и положил ее на сломанный письменный стол. Единственный ящик стола был выдвинут — кто-то опорожнил в него чернильницу, отчего образовалось загустевшее черное месиво из бумаг и перьев. Мэтью прошел к дальнему концу полок, где стояли остальные уцелевшие книги. На самой верхней полке, в дальнем углу справа, а значит, прямо напротив «Истории замко́в», он увидел том средних размеров, по всей видимости очень старый. Мелкие, выцветшие буквы на корешке было не разобрать.

Может быть, это она и есть? Он быстро перетащил стремянку, залез наверх и снял книгу с полки. Она оказалась подозрительно легкой.

На поцарапанной коричневой коже Мэтью прочел название: «Малый ключ Соломона».

Открыв книгу, он обнаружил, что страницы ее были вырезаны очень острым лезвием и изъяты. В квадратной полости лежал, очевидно, не «Малый ключ Соломона», а большой ключ Капелла. Мэтью ощутил прилив радости и возбуждения — это можно было назвать победой. Он вынул ключ, закрыл книгу, поставил ее на место и спустился по лестнице.

Вставляя ключ в замок, он почувствовал, что сердце его колотится, как барабан ирокеза. Что там, внутри? Какой-нибудь документ профессора Фелла? Сведения о его местонахождении? Если да, то они написаны на камне.

Он повернул ключ. Раздался негромкий вежливый щелчок (как и подобает щелкать замку джентльмена), и Мэтью поднял крышку.

«А может, Фелл еще только приступил к исполнению своей задумки — созданию криминальной империи, которая охватит все континенты, — говорил ему Грейтхаус. — Акулы помельче — тоже, впрочем, по-своему смертоносные — собрались под началом большой акулы и вот приплыли сюда…»

Мэтью смотрел на черный кожаный мешочек на шнурке. Больше в шкатулке ничего не было. Узел шнурка был скреплен бумажной облаткой с красной сургучной печатью.

«Большая акула», — подумал Мэтью.

Грейтхаус почти попал в цель своей морской метафорой, но она оказалась неточной. На печати был изображен стилизованный осьминог, восемь щупалец которого простирались в разные стороны, словно собираясь захватить весь мир.

Грейтхаусу, наверное, будет очень интересно увидеть это. Мэтью поднял тяжелый мешочек и услышал звон — наверняка это монеты.

Положив находку на стол, он некоторое время просто смотрел на нее. Чтобы открыть мешочек, конечно, нужно сорвать печать. Готов ли он к такому? Он не знал. Что-то останавливало его, кошмар готовился обрести форму. Пусть лучше Грейтхаус снимает печать и разбирается с этим.

Но обратно в шкатулку он мешочек не положил и вообще ничего не сделал, только провел тыльной стороной кисти по внезапно запекшимся губам.

Он понимал, что нужно на что-то решаться, важно было решиться. Время уходило. Между этим домом и его собственной жизнью в Нью-Йорке, казалось, разверзается пропасть.

Страшно было не только срывать печать, но и открывать мешочек. Он вслушивался в тишину. Неужели никто не подскажет, что делать? Не даст мудрого совета, как правильно поступить и избежать ошибки? Где же голоса судей Вудворда и Пауэрса? Ведь они ему так нужны. Но их не слышно. Гробовая тишина. С другой стороны, перед ним всего лишь какая-то бумажка, правда ведь? И всего лишь изображение осьминога на сургучной печати. И потом, содержимое шкатулки находится здесь уже так долго. Никто за ним не идет, о нем просто забыли.

Обойдусь без Грейтхауса, решил он. В конце концов, он в бюро «Герральд» полноправный партнер, что удостоверялось поздравительным письмом от Кэтрин Герральд и подаренным увеличительным стеклом.

Не тратя больше времени на размышления, он сорвал печать. Сургучный осьминог треснул и сломался. Затем Мэтью развязал узел и заглянул в мешочек. Глаза его расширились: лившийся из окон библиотеки солнечный свет упал на целую кучу золота, едва не ослепив его.

Он взял одну монету и внимательно рассмотрел ее. На аверсе — профили Вильгельма и Марии, на реверсе — увенчанный короной геральдический щит. Год — 1692. Мэтью взвесил монету на ладони. За всю свою жизнь он видел лишь две такие монеты — обе удалось вернуть после ограбления торговца мехами во времена его работы секретарем у Натаниела Пауэрса. Это были пять гиней, и стоила такая монета пять фунтов и несколько шиллингов — дороже в королевстве не чеканилось. Сколько же их… в мешочке? Трудно сосчитать, уж больно блестят. Мэтью опрокинул мешочек на стол, и оттуда высыпалось шестнадцать монет. Значит, перед ним лежит больше восьмидесяти фунтов.