— Оказываю, — поправил его Грейтхаус. — Дело еще не закончено, и ответить пока не могу. — Он нахмурился. — А почему, собственно, я должен тебе говорить? Ты же мне ничего не сказал, когда поехал в имение Капелла, правда? Нет, ты не счел нужным и заикнуться мне о предприятии, которое могло оказаться последним в твоей жизни. А знаешь что? Когда Лиллехорн сюда придет, расскажи-ка ему все про этот туннель. Или ты приберегаешь эту историю для Мармадьюка и следующего номера «Уховертки»?

— Я туда не для этого ездил.

Грейтхаус сверлил его стальным взглядом:

— Ты в этом полностью уверен?

Мэтью собирался ответить утвердительно, но его решимость вдруг резко поколебалась. Он действительно в этом абсолютно уверен? Не подумывал ли он на самом деле о том, чтобы рассказать все Мармадьюку, стать героем очередной статьи? Да нет же! Но… Может быть, в глубине души ему этого хотелось? Он стоял, а в воздухе вокруг него мерцали пылинки. А вдруг… и правда он в глубине души думает… что ему уже мало быть всего лишь Мэтью Корбеттом, который из секретаря мирового судьи стал «решателем проблем»? Вдруг его и впрямь манит не только богатство, но и слава? Всеобщее внимание, кажется, штука такая же забористая, как яблочный бренди Скелли. Оно способно, как и это пойло, опьянять до бесчувствия; оно может так подчинить себе человека, что без него он превратится в безвольного отпетого забулдыгу. Двигало ли им это хоть сколько-нибудь, когда он поехал в имение? Нет. Ни в малейшей степени.

Несколько дней назад он мог думать, что, если ему когда-нибудь доведется найти мешочек с золотыми монетами, он первым делом расскажет об этом… Кому? Берри? Она ведь побывала в этой передряге вместе с ним, так разве не должна она получить свою часть вознаграждения? Нет, нет, все сложно. Очень сложно, и ему придется снова все обдумать, когда в голове прояснится, да и вообще, из-за этой пыли он вот-вот чихнет.

— Жалею, что рассказал вам, — отчеканил Мэтью так же сурово, как Грейтхаус продолжал смотреть на него.

— Зачем же тогда рассказал?

Мэтью уже готов был объяснить ему. Что, может быть, он пошел в туннель, дабы раз и навсегда доказать свою храбрость, или что просто надеялся на похвалу Грейтхауса: вот, дескать, молодец, решился идти вперед, доверился интуиции. Но момент был упущен, и Мэтью ничего этого не сказал, а лишь ответил:

— Хотел, чтоб вы знали: не нужен мне телохранитель.

— Это ты так считаешь. Одно могу сказать: Зед мог бы помогать нам обоим, если его как следует обучить. Ужасно, если этот парень будет обречен всю оставшуюся жизнь таскать корабельный лес. — Грейтхаус пренебрежительно махнул на Мэтью рукой. — Ладно, не будем об этом. Мне надо пойти выпить.

Мэтью продолжил уборку, думая о том, что некоторые секреты любят покой и тишину.

Не прошло и получаса, как прибыл Гарднер Лиллехорн — в своем желтом сюртуке и чулках и желтой треуголке, украшенной голубым перышком, он ворвался в контору как солнечный свет. Однако его расположение духа предвещало скорее грозу, и, когда он решительным шагом подошел к столу Грейтхауса, лицо его было мрачно, как самая темная туча. Он положил перед Грейтхаусом коричневый конверт с серой сургучной печатью.

— Для вас есть официальное поручение, — сказал он и бросил быстрый взгляд на Мэтью. — Для обоих.

— Что за поручение? — Грейтхаус взял конверт, осмотрел печать и начал вскрывать его.

Лиллехорн положил черную лакированную трость на руку Грейтхаусу.

— Конверт должен оставаться запечатанным, — сказал он, — до тех пор, пока вы не заберете заключенного. Когда он перейдет в ваши руки, вы прочтете ему содержание письма при свидетелях — это будет подтверждением его законной… — он подыскивал нужное слово, — передачи под ваш надзор.

— Вы бы руки лучше не распускали, — предостерег его Грейтхаус и отвел трость в сторону. — Что еще за заключенный? И где он находится?

— Вчера во второй половине дня ко мне явился посыльный от двух докторов, он сказал, что вы сами знаете. Я велел приготовить для вас повозку в конюшне Вайнкупа. Это лучшее, что я могу предложить. Кандалы тоже приготовлены, лежат в повозке. Вот ключ.

Он полез в карман своего сюртука кричаще-яркого и слегка тошнотворного цвета, извлек ключ и тоже положил на стол перед носом Грейтхауса.