– Да. Надеюсь, тут не все дороги такие.

– Остальные хуже, – произнесла она и засмеялась. – Но мы привыкли по ним ездить.

Макс рассматривал встречные автомобили. Они были только двух типов: роскошные и раздолбанные. «Мерседесы», «БМВ», «лексусы» и много джипов. Попадались лимузины. Вот проехал «бентли», за ним «роллс-ройс». Но на каждый такой было десятка два проржавевших, извергающих дым крытых грузовиков с кузовами, набитыми людьми. В иных они просто свисали с боков или примостились на крыше кабины. Туда-сюда шастали старые ярко разрисованные мини-фургончики. Шанталь объяснила, что это здешние такси, тап-тапы. Они тоже были под завязку забиты людьми и доверху загружены вещами – корзинами, картонными ящиками, тюками. Максу это напоминало бегство от стихийного бедствия.

– Вы поселитесь в доме Карверов в Петионвилле, – пояснила Шанталь. – Это пригород Порт-о-Пренса. В столице сейчас останавливаться опасно. Вас будет обслуживать горничная, ее зовут Руби. Она очень исполнительная и любезная. Будет вам готовить, стирать. Видеть вы ее будете редко, если только не станете сидеть весь день дома. Там есть телефон, телевизор, душ. Все необходимое.

– Спасибо, – промолвил Макс. – А какие обязанности исполняете у Карверов вы?

Шанталь усмехнулась:

– Я помощница Аллейна.

Дорога тянулась по бесконечной сухой равнине, поросшей желтой травой. Слева темнели облепленные низкими облаками горы. Время от времени встречались знаки разрешенной скорости, на которые никто не обращал внимания, не говоря уже о том, чтобы соблюдать рядность и прочее. Шанталь держала скорость ровно семьдесят.

Попадались большие щиты с рекламой международных и местных брэндов. В промежутках между ними реклама банков, радиостанций, лотерей. Иногда возникало напряженное лицо Чарли Карвера. На плакате вверху бросалась в глаза надпись «Вознаграждение», крупными красными буквами, а внизу «$1 000 000». Слева – номер телефона.

– Давно это висит? – спросил Макс.

– Последние два года, – ответила Шанталь. – Их каждый месяц меняют. Выцветают.

– Звонков, наверное, было много.

– Сначала да, но потом все затихло, когда люди поняли, что за блеф ничего не получат.

– Расскажите мне о Чарли.

– Я видела его однажды, перед американским вторжением. Он тогда был еще очень мал.

У Шанталь – умеренный французский акцент. Видимо, родилась и выросла на острове, а образование получила где-то в Штатах или Канаде. Возраст – около тридцати лет. Красивая. Максу хотелось прильнуть к ее пухлым полуоткрытым губам, ощутить их вкус. Он отвернулся к окну, боясь выдать себя взглядом или чем-либо еще.

Людей попадалось немного. Мужчины в соломенных шляпах и драных рубашках пасли небольшие стада худых, грязных коз, другие вели осликов, нагруженных корзинами; женщины и мужчины, парами и порознь, несли на плечах канистры с водой и объемистые тюки. Все двигались очень медленно, лениво, чуть наклонившись вперед. Вот и первая деревня. Скопление убогих лачуг, покрашенных в яркие цвета – оранжевый, желтый, зеленый. На всех крыши из гофрированного железа. На обочине сидели женщины за столиками, продавали коричневые сладкие тянучки. Поблизости играли голые дети. Мужчина присматривал за стоящим на огне котелком, над которым поднимались струйки белого пара. Рыскали собаки, обнюхивали землю. И все это жарилось под ярким палящим солнцем.

Шанталь включила радио. Макс ожидал услышать «Мой дорогой Гаити», но из приемника раздался знакомый рэп. Любимую песню Сандры «Я никто» рэпер испортил до неузнаваемости.

– Вы любите музыку? – спросила Шанталь, покачивая головой в такт пению.

– Нет, – ответил Макс, глядя на нее, – я люблю хорошую музыку.