– Чего стоишь столбом, старая, не видишь хозяину нужно умыться со сна, давай проваливай, да поторопись с завтраком, – распорядился дед Махор и повел Илью внутрь шатра.

Илья оглядел хозяйским глазом внутреннее убранство. В центре, как и у всех был очаг. Несколько старых циновок на полу, развешанный на ребрах шатра домашний бытовой скарб, в общем, юрта производила впечатление жилища рядового пастуха.

– Ну и на этом спасибо, подумал Илья, – роскошь портит воина, а все остальное возьму в бою, своим мечем.

Он отстегнул пояс с оружием и бросил его на циновку, а сам уселся в углу на единственном ковре.

– Я полагаю, этот ковер будет служить мне постелью? – спросил он у деда.

– Правильно мыслишь, хозяин, я его специально забрал у ханского казначея для тебя, а еще у тебя есть корова, пара баранов, пара мешков ржаной муки, мешок гречихи и немного вяленого мяса. Вот и все твое добро. Как говориться, чем богаты тому и рады. Проживем.

Дед Махор развел руками. Во дворе у входа послышался шум. Старая Олуш принесла воду. Илья поднялся с ковра и вышел наружу.

– А ну-ка, старая, плесни мне на руки.

Олуш будто и не слышала слов хозяина, продолжая заниматься своим делом.

– Ты громче говори ей, – вмешался дед Махор, – туга она на ухо. Эй, не слышишь что ли, хозяин требует слить ему, – заорал он что, было, мочи на супругу.

Наконец-то услышав, глухая рабыня бросилась выполнять приказание хозяина. Умывшись и вытерев лицо чистым льняным полотенцем, Илья вернулся в юрту и лег на свое место. Дед Махор, словно верный пес устроился у ног хозяина и с нетерпением ждал новых указаний.

– Давно ли ты с ней живешь? – спросил Илья.

Старый раб махнул рукой.

– Почитай, как лет десять в грехе мучаемся.

– Почему в грехе? – удивленно спросил Илья.

Глядя на старого деда и возившуюся у очага его грязную, оборванную половину, Илья заулыбался оттого, что представил их совместную супружескую жизнь.

– Я православный, крещеный, а она басурманка из племени огузов. Ее, как и меня в отрочестве захватили в полон и продали в неволю. В молодости она была красавицей и ходила наложницей у знатных воинов, а потом, когда ее красота померкла, от труда и тягот она превратилась в ни кому не нужную старую ведьму. Вот и доживаем мы теперь свой век в грехе.

– Ты не ответил, почему во грехе?

– Так, а как же еще жить. У некоторых половецких ханов, из тех, что приняли святое крещение, живут в кочевьях священники. Но наш хан, он старой закалки, не мужик, а кремень, почитает только Тэнгри. Немощные мы с ней стали, пользы от нас мало, хотели нас уже умертвить, да вот служба для тебя подвернулась. Ты не смотри что я стар, многое я умею, и тебе еще сослужу добрую службу.

– Ну, что же, быть тому дед, давай по рукам!