Словно по волшебству кровь моментально остановилась. Олуш убрала от греха подальше чашу со спущенной кровью, извлекла откуда-то на свет из своего убогого одеяния какую-то тряпицу и туго обмотала ей руку Ильи.
– Напугал ты нас старых, хозяин, – тихо произнесла она, качая головой, – все это от твоего неверия, я говорила, а ты не стал меня слушать, как видишь зря.
– О чем ты, Олуш? Разъясни, я чего-то не могу взять в толк?
– Все это хукасы! Недоволен хозяин юрты, что мы не по-человечески как-то поселились. Это он тебя, господин, испытывает. На первый раз хукасы тебя просто предупредил, неверие – это страшный порок!
– Брось глупости болтать, дура старая, господин наш, человек православный и нечего ему тут всякие подаяния преподносить языческим идолам. Тьфу, ишь чего удумала! – возмущенно произнес дед Махор.
Для того чтобы скрыть от них реальную действительность, которая, по мнению Ильи, выглядела куда хуже, чем действия мифического хукасы, он пошел на маленькую хитрость.
– Погоди дед, – остановил Махора Илья, – пусть все будет по-твоему, Олуш, вот, возьми, купи и сделай все что надобно, – тихо произнес Илья и протянул старой рабыне несколько серебряных монеток.
– Эх, хозяин, уж очень ты добр и зря идешь наповоду у этой старой дуры, – с укоризной в голосе произнес дед Махор.
– Испить бы мне чего, во рту все пересохло.
Олуш встала со своего места, и принесла бурдюк с кислым молоком. Наполнив большую глиняную чашу, она протянула ее Илье.
– Пей господин, а я пока приготовлю тебе целебный отвар. Выпьешь его, поспишь маленько, и сила вмиг вернется к тебе, будто ничего и не было. А ты, старый осел, вместо того чтобы причитать и распинаться по-пустому, лучше бы принес хвороста и развел огонь в очаге, а я пока соберу целебное снадобье.
Тихо причитая себе под нос и ругаясь, старый раб поднялся с циновки и пошел выполнять поручение.
Целебное снадобье старой Олуш действительно помогло. После завтрака Илья погрузился в глубокий сон. После пробуждения, потянувшись во весь рост, он почувствовал прилив сил. Илья встал, оделся и вышел наружу.
– А, проснулся, хозяин? Вижу, силушка богатырская опять вернулась назад. Это хорошо, рад снова видеть тебя во здравии, – дед Махор оценивающе окинул Илью взглядом. Илья оставил реплику без внимания. Наскоро умывшись и затянув потуже пояс, он, не раздумывая, направился к Кара-Кумучу.
Молодой хан был дома и беседовал о чем-то с тремя сотниками. Илья вошел в юрту и после полагающегося обмена приветствиями, Кара-Кумуч указал ему рукой на место напротив себя. В разговоре, невольным свидетелем которого стал Илья, речь шла о предстоящем походе, но Просветов не стал принимать в нем участия, по той простой причине, что он был человек новый в половецком стане, еще до конца не освоился и не знал многих тонкостей. Закончив с текущими делами, сотники поклонились хану и, распрощавшись, оставили их одних.
– Чего такой хмурый? – задал вопрос Кара-Кумуч.
– Напомнили мне сегодня ночью про старый должок, – грустно произнес Илья.
– Это кто же посмел. Вроде нет у тебя недругов в моем стане.
Илья горько ухмыльнулся.
– Ночью ко мне приходил Берке!