— Идём, — подтолкнул меня к выходу жабоид. Куда только делись его горестный вид и тихий голос. Теперь он был полон решимости и благородной мести. — Удивим дедушку Лаюна своим внезапным освобождением.

Но дедушка не удивился. Если уж мне довелось отметить его внешнее сходство с Дмитрием Анатольевичем, то, как оказалось, внутренне они тоже почти не отличались. Дедушка испугался. Когда мы вторично ворвались в горницу, он ел блины и смотрел телевизор. На наши приветственные улыбки он ответил протяжным «ох-х-х-х», и даже не попытался схватить кухонный нож для самообороны, а просто поднял руки вверх.

В первую очередь я спросил:

— Где мой обрез?

Он не ответил, и я, не делая скидку на возраст, влепил ему подзатыльник. Подействовало. Дед перестал охать и забалаболил, тыкая пальцем в угол.

— В комоде, в верхнем ящичке. Будьте любезны убедиться, что с ним ничего не случилось. Я протёр его и почистил внутри ёршиком. Бить больше не будете?

Я выдвинул ящик. Обрез лежал поверх постельного белья и действительно казался чище, чем был.

— Пояс где?

Дед кивнул на вешалку возле входной двери. Ага, вижу. Вооружившись и опоясавшись, я почувствовал себя более уверенным. Жабоид тем временем подсел к столу, скатал блин в рулончик и макнул в сметану. Горбунок отошёл к порогу и лёг, вытянувшись во всю длину. Устал, бедный.

— Что, дедуля, встрял? — набитым ртом прошамкал жабоид.

— Ты о чём сынок? — дед Лаюн опустил руки и, убедившись, что ведём мы себя более-менее мирно, возобновил трапезу. Горка блинов начала таять.

— Ну как же, напал на посланцев Собора Первых, подверг угрозе их жизни.

— Посланцев Собора Первых? — ухмыльнулся дед. — Окстись, милый. Нечто я тебя не знаю? Вот его, — он кивнул на меня, — впервые вижу, а ты как был прохиндей Димка Жабин из Бабьей лужи, так Димкой Жабиным прохиндеем и остался. И мамку твою, голошлёпку сопливую, помню, она морковь с моего огорода таскала.

Да, они в самом деле стоили друг друга, не удивлюсь, если окажется, что дед Лаюн тоже из леших.

Я подсел к столу, взял блин. Рядом с блинницей стояли плошки со сметаной, с маслом, с земляничным вареньем. Я долго метался глазами между ними, выбирая, во что окунуть блин, наконец, выбрал варенье.

— И что с того, что прохиндей? — Дмитрий Анатольевич скатал очередной блин. — По-твоему, прохиндеи не могут быть посланцами?

— Могут. Но только знаешь куда?

Жабоид подавился и закашлялся, а я едва сдержал смех. Молодец, дедок, понятно теперь, за что его Лаюном прозывают.

— Осторожней со словами, уважаемый, — прокашлявшись, сказал жабоид. — Если ты ещё не понял, Ядвига Златозаровна лично — лично, понимаешь? — одарила моего напарника этим обрезом. А ты пытался его украсть.

— И что?