Книги

Михаил Катков. Молодые годы

22
18
20
22
24
26
28
30

Поток истории развернулся. Начиналось долгое зимнее царствование Николая I.

Зима в России для многих соотечественников гораздо лучше оттепели или, по крайней мере, предпочтительней. В это время Пушкин пишет одно из самых памятных в русской поэзии стихотворений о зиме:

Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный — Пора, красавица, проснись…

Знакомые каждому русскому человеку с детства любимые строки «Зимнего утра» — светлого и радостного стихотворения — наполняют нас бодростью и оптимизмом. Оно написано спустя три года после восстания декабристов, в 1829 году, и по праву считается одним из наиболее красивых и возвышенных произведений поэта. Одной из вершин его творчества. Примечательно, что зимняя тема тогда явно не отпускает поэта. Настроение и тональность всегда особенные:

Сквозь волнистые туманы Пробирается луна, На печальные поляны Льет печально свет она. По дороге зимней, скучной Тройка борзая бежит, Колокольчик однозвучный Утомительно гремит. Что-то слышится родное В долгих песнях ямщика: То разгулье удалое, То сердечная тоска. Ни огня, ни черной хаты, Глушь и снег. Навстречу мне Только версты полосаты Попадаются одне. Зимняя дорога (декабрь 1826 года)

Или какое неожиданное продолжение лейтмотив зимы получает в сюжете об опричнике — «кромешнике» и массовых казнях при Иване Грозном (описанных Карамзиным) в «Неоконченном стихотворении» Пушкина 1827 года:

Какая ночь! Мороз трескучий, На небе ни единой тучи; Как шитый полог, синий свод Пестреет частыми звездами. В домах все темно. У ворот Затворы с тяжкими замками. Везде покоится народ; Утих и шум, и крик торговый; Лишь только лает страж дворовый Да цепью звонкою гремит. И вся Москва покойно спит.

27 ноября 1825 года Москва спала спокойно после того, как в учреждениях города завершили присягать императору Константину. 15 декабря москвичи присягали уже императору Николаю. Спокойствие сменялось тревогой. Из Петербурга стали доходить слухи о выступлении на Сенатской площади.

Осень и зиму 1825 года мать Тургенева Варвара Петровна с сыновьями Николаем и Иваном проводила в Москве, в недавно купленной за 70 тысяч рублей у поручика Н. П. Воейкова усадьбе на Самотёке. Под Рождество, 25 декабря, из Петербурга внезапно приезжает (скрывается, бежит из столицы после восстания) отец будущего писателя — герой Бородина Сергей Николаевич Тургенев, и семья возвращается в Спасское-Лутовиново[60].

В русской провинции спасались — искали защиту. И хотя жить в провинции всегда было тяжело, но спасаться — легче. И она спасала, иногда одним только воспоминанием о детстве, проведенном под ее благосклонным покровом.

В Чухломе, куда Варвара Акимовна Каткова с сыновьями Михаилом и Мефодием вынуждена была переехать из Москвы, предпочтя бедности в столице — бедность в провинции, 14 декабря 1825 года закончилась знаменитая на всю Костромскую губернию Екатерининская ярмарка. Время и пространство-событие в столицах и провинции текли с разной скоростью и ритмом.

Из письма Михаила Никифоровича Каткова императору Александру II (1866): «Я родился в один год с Вашим Величеством. Живо помню то время, когда в бедном глухом городке, где я жил ребенком, в церквах приносилась присяга на верность Вашему Августейшему Родителю и Вам как Наследнику Его Престола; живо помню, как в детской душе моей оказалось тогда чувство, в котором ребенок не мог отдать себе отчета, но которое и теперь возобновляется во всей своей индивидуальности, как только я обращусь мыслью к тому времени. Мне почувствовалось, что я призван как-то особенно послужить Вам. Когда я рос ребенком, часто повторялся во мне этот голос, часто в моем детском воображении представлял я себе моего царственного сверстника и мечтал о моей будущей службе Ему»[61].

Мысли и чувства, впервые посетившие Мишу Каткова еще в детстве, навсегда остались в его душе. Можно предположить, что, возвращаясь к ним всякий раз, он вспоминал и зимнюю Чухлому.

Маленький деревянный городок Костромской губернии раскинулся на высоких холмах, на берегу озера с тем же названием. Живописная природа и далеко уходящая перспектива будили воображение и рисовали картину будущей жизни. Может быть, судьба будет к нему благосклонна и когда-нибудь ему еще доведется встретиться со своим «царственным сверстником» и послужить Ему и Отечеству.

В водной глади озера отражался Авраамиево-Городецкий монастырь с колокольней, куполами храмов и крестами поверх линии озираемого горизонта. Но всё это виделось Мише как на перевернутой картинке. И только зимой в ясный морозный день силуэт монастыря поднимался и сиял на солнце во всей полноте своей прошедшей пятисотлетней истории.

Название города и озера, вероятнее всего, происходило от слова «чудь» — собирательного для всех финно-угорских племен, которые с языческих времен населяли север современной России. В XIV веке существовало и поселение на северном берегу озера. В 1370-х годах Авраамий Галичский, ушедший из Троице-Сергиева монастыря в чудские земли с миссионерскими целями, основал на этом месте Покровский Городецкий монастырь. Это был четвертый и последний основанный им монастырь, и в нем Авраамий и умер в 1375 году.

Чухлома также известна тем, что в окрестностях города находилось довольно много поместий знаменитых семейств, некоторые существовали еще с XVII века. Так, рядом с Чухломой находилась фамильная усадьба Лермонтовых, а многие члены этой семьи были похоронены на кладбище Авраамиево-Городецкого монастыря.

Для современников Каткова, так же, как и для нас, Чухлома оставалась и остается образом русской глубинки, точкой на карте необъятной страны, невидимыми нитями связанной с пространством Русского мира, его культурой, историей и народом.

Будучи тяжело больным, находясь на чужбине, в Италии, Василий Петрович Боткин признавался Ивану Сергеевичу Тургеневу, что хоть и живет он в Риме, но это «всё равно как будто бы я жил в Чухломе, римские сокровища для меня недоступны»[62]. Вольно или невольно Боткин, прекрасно знавший Европу, часто и подолгу путешествовавший по ней, указал на незримую ось: Россия — Чухлома — Европа — Рим. Указал и противопоставил оба полюса этой оси друг другу. Имея много приятелей среди славянофилов, он оставался убежденным западником и, живя в Москве, готовил отдельное издание «Писем об Испании».

За прошедшие века мало что изменилось в нашем представлении о Чухломе. Так же как, впрочем, мало изменилась и реальная Чухлома. И может быть, в этом и заключается постоянная притягательность русской провинции, русской земли, которая всегда давала силы, наполняла вечной энергией нашу историю и культуру, притягивая и друзей, и врагов, нередко превращая последних в верных подданных и защитников государства Российского, а их потомков в деятелей отечественной культуры.

Так, родоначальник русской дворянской фамилии, уроженец Шотландии Георг (или Джордж) Лермонт оказался в России в начале XVII века на завершающем этапе событий Смутного времени, будучи наемным солдатом, служившим в польском войске. В конце лета 1613 года Лермонт находился в гарнизоне крепости Белая на Тверской земле, осаждаемой русскими войсками. 3 сентября 1613 года крепость сдалась. В составе польского гарнизона находились две роты наемников — ирландская и шотландская. В этой последней и служил Георг Лермонт. Обе роты изъявили желание перейти от поляков на русскую службу и были приняты в московское войско.

В 1618 году Лермонт имел чин прапорщика, в 1619-м — поручика, позднее — ротмистра. Георг Лермонт (в России его звали Юрием, и в документах он фигурировал как «Юшко Лермонт») участвовал в продолжающейся войне с Польшей, сражался под Можайском и под Москвой. В 1621 году за службу он был пожалован царем Михаилом Фёдоровичем поместьем Кузнецове, находящимся в Чухломской осаде Галичского уезда Костромского края. Погиб первый русский Лермонт в 1634 году, под Смоленском[63].

И в Чухломе, в 1997 году, в пределах монастыря, в память Лермонту и его потомкам, верой и правдой послужившим России, поставлена часовня.