— Если вы и умрёте во цвете лет от чьей-то глупой самонадеянности, то она будет вашей собственной, дон Дарок. — Тётя втянула в руки черноту заклинания и улыбнулась, а мне опять почудилось нечто змеиное в её улыбке. Всё-таки есть преимущество подглядывания через иллюзорный экран: видишь всё без Сиятельного флёра. — Чтобы вы умерли здесь, я должна вас здесь забыть. Признаться, пару раз мне это уже захотелось.

Диего нервно хохотнул, давая понять, что оценил шутку. Но в глазах его веселья не было, равно как не было веселья на лице тёти. Она сказала, что думала, после чего развернулась и опять пошла к выходу. Диего ускорился, не отставая от неё ни на шаг. Видно, решил, что не стоит давать врагине возможность его тут оставить.

— А что вы скажете Теодоро, если меня тут забудете, донья Хаго?

— Думаете, Теодоро будет меня расспрашивать, дон Дарок? Вы слишком высокого мнения о своей персоне.

— У меня есть на это основания.

— Двуединый. — Тётя опять замерла, хотя была почти у двери. — Дон Дарок, для Теодоро что вы, что я — лишь орудия. Когда орудия ломаются, о них забывают. Какие у вас планы на сегодня?

— Заберу вещи и рвану к границе. Подозрительно это не будет, я и раньше собирался, якобы обсудить с Теодоро предложение по поводу Марселы.

— Марсела? Это кто?

— Теофренийская принцесса.

— Ааа, — равнодушно протянула тётя. — Что ж, дон Дарок, вам повезло: не будет Марселы и предложение автоматически аннулируется.

Она дотронулась до двери, и Диего торопливо, как маленький мальчик, ухватил донью за руку, боясь остаться внутри здания, в котором отсчитывает часы бомба. Вышли они, держась за руки, как лучшие друзья, и так улыбаясь, что я на месте сеньора Муньоса, который их терпеливо дожидался, заподозрила бы, что этих двоих связывает крепкая взаимная неплатоническая любовь, несмотря на некоторую разницу в возрасте.

— И как, дон Дарок? — спросил он. — Обнаружили внутри следы пребывания племянницы доньи Хаго?

— Увы, нет, — состроил тот страдальческую физиономию. — Более того, здание в столь ветхом состоянии, что по нему страшно ходить. Не удивлюсь, если оно обрушится со дня на день.

— Что вы, дон Дарок, — ослепительно улыбнулась тётя. — Здание, построенное Сиятельными, не может просто так разрушиться. Хотя с тем, что обветшало, я вынуждена согласиться. Не бережёте вы доставшееся от предков, сеньор Муньос.

Если они таким образом пытались отвести от себя подозрение по уничтожению здания, то зря: обветшавшее здание если и рушится, то не уносит за собой весь университет. Хотя в отношении Диего можно было предположить, что он пытался намекнуть об опасности.

— Простите, донья, но у нас туда даже доступа нет, — опешил ректор.

— Это не снимает с вас ответственности, — отрезала она. — Дон Дарок, надеюсь встретиться с вами уже в Муриции, куда я незамедлительно выезжаю.

Она двинулась к выходу, прямая, как проглотившая кол кобра, и Диего пришлось практически кричать ей в спину:

— Донья Хаго, вы же приехали в собственной карете? Точнее, в карете Эрилейских?

— Места для вас, дон Дарок, там нет, — ответила она, не оборачиваясь.