Пещера преобразилась. Больше не было кристаллов. Не было потусторонней тьмы. Не было и живых людей. Повсюду лежали трупы, на первый взгляд нетронутые.

Зрелище восхитило мальчика. Он задержал дыхание от восторга и медленно прошёлся вдоль стены. Темнота не мешала ему: он видел в ней ясно, как днём.

Когда он дошёл до выхода из тупика, то увидел мужчин в балахонах. Их тела валялись как попало. Смерть застала их внезапно, как их жертв. Мальчик потрогал носком одного некромага и улыбнулся. Отчего-то ситуация его забавляла.

Внезапно до него дошло, что он не дышит уже давно. Для проверки мальчик выдохнул и глубоко вдохнул. Спустя какое-то время, потеряв счёт расползающимся числам, которые так и не улеглись у него в голове за приютскую жизнь, снова выдохнул.

— Я умер?

Он проверил пульс на руке. Пульс нащупывался. Чтобы убедиться в том, что жив, он потрогал руку ближайшего чернокнижника. Она порядочно остыла. Скоро начнётся окоченение.

Мальчик сосредоточился на своём теле. Без особых усилий он услышал, как стучит сердце. А затем… за его биением он почувствовал кое-что ещё.

Возможно, почувствовал — неправильное слово. Нельзя почувствовать что-то, что находится за гранью привычного людям мира. Однако мальчика не интересовали игры слов: он ощутил ритм второго сердца. Незримого, нереального, иссиня-чёрного сердца, которое-не-сердце, не имевшего цвета и права называться органом. Оно овеществляло парадокс, противоречие в мироздании. Клубок абсурда.

Оно стало частью мальчика. Он мысленно коснулся его, и сознание затопила ненависть. Вернее, это было ближайшее, что мальчик сумел подставить под свойственые человеку эмоции. Ненависть ко всему вокруг: телам, камню, земле, ткани — всё сущее вызывало невыносимое желание разрушения, гибели, растворения, исчезновения.

Усилием воли мальчик загнал ненависть внутрь, но темнота, пришедшая с ней, осталась. И мальчик увидел их.

Он увидел цветы, растущие на телах мертвецов. Тонкие, слабо светящиеся стебли, призрачные бутоны, очерченные изящными линиями, невесомые, искрящиеся расцветками, которых не встретить в природе.

Фиалки.

Мальчик прошёлся по тупику, разглядывая цветы. Некоторые уже практически завяли и исчезли в дымке, другие ещё держались, но их вид не вызывал в душе мальчика отклика. Мимо тела Фернандеса мальчик прошёл, поморщившись от отвращения: фиалка дворянина заскорузла в уродливую коричневую загогулину.

Его внимание привлёк цветок отца Мавела. Он находился в коконе света, медленно истаивая в нём. Белоснежные частицы, отрывавшиеся от фиалки, уходили вверх и исчезали там.

Мальчика передёрнуло. Он подошёл к трупу и, преодолевая сопротивление кокона, смял цветок, растёр между ладоней. Они покрылись красными пятнами и зачесались.

— М-мерзость.

Второе сердце согласно стукнуло и протянуло нити тьмы через руки мальчика к его ладоням. Обожжённая кожа за несколько секунд слезла, уступив место гладкой и мягкой.

— Только я решаю, что сохранить в вечности.

Мальчик оглянулся и наткнулся взглядом на труп Луизы. Её фиалка поразила его. Она гордо нависала над соседними. На её лепестках играли бриллиантовые переливы. Изгиб стебля, чуть клонившийся под весом распустившегося бутона, добавлял фиалке грациозного кокетства.

На глазах мальчиках фиалка слегка потускнела.