– Зачем нам идти в Муром? Зачем всем этим людям выходить из метро и идти куда-то? Они тут живут, Артем. У них дом тут. Они за тобой не пойдут.

– Затем, что они родились наверху! На воздухе! Под небом! На свободе!

Александр Алексеевич покивал Артему: без издевательства, с сочувствием, вот ровно как детский врач.

– Они уж не помнят этого, Темочка. Они здесь привыкли.

– Они тут как морлоки! Как кроты!

– Зато жизнь по накатанной. Зато все понятно. Они не захотят ничего менять.

– Да они, как у костра сядешь, только и знают, что прошлое вспоминать – у кого что было, кто как жил!

– Туда, по чему они скучают, ты их не вернешь. А они не вернуться в него хотят, а вспоминать. Ты молодой еще, потом поймешь когда-нибудь.

– Не понимаю!

– Ну.

– Я тебя прошу просто: закрой станцию. Ты не хочешь им сказать – давай, я скажу. Иначе сюда просочится эта зараза… Нагадят им в головы, как везде… Я уже повидал такого…

– Я не могу закрыть станцию, Артем. У нас торговля с Ганзой. Мы от них комбикорма для свиней получаем. И навоз на Рижскую сбывать надо.

– Какие еще комбикорма? Грибы же!

– С грибами хреново. Почти весь урожай погиб.

– Видишь? – Артем скривил Ане улыбочку. – А ты о грибах пеклась. Оказывается, и без них можно. Без сраных комбикормов, оказывается, нельзя.

– Ты не суди. Я начстанции, Артем, – покачал головой Сухой. – Двести душ мне в рот смотрят. Мне их кормить надо.

– Дай мне самому им сказать хотя бы! Они все равно узнают!

– Стоит, думаешь? – вздохнул Сухой. – Чтобы от тебя?

– Стоит!

Договорились: людей собрать после ужина, когда закончатся смены на фермах. До тех пор – чтобы Артем помолчал. Он и молчал, примеряя на себя опять свою старую жизнь на ВДНХ. Велосипеды. Дозор в туннеле. Палатку. Жизнь обмалела ему и больше не налезала.