– Господин подполковник, смилуйтесь! Нет у меня сейчас под рукой дельного коня. Честью клянусь! Одни – в ямщицком разгоне, других пришлось поставить – по строгому приказу Дениса Васильевича – в телеги…. Не обессудьте, но ничем помочь не могу. Ни чем! Может, подождёте до обеда? Вдруг, что и отыщется…. Вы, кстати, уже позавтракали? Если нет, то сердечно приглашаю составить мне компанию! Попотчую мясными щами, биточками из куропатки и пирогами с рыбной начинкой. Мои мужики ночью налима знатно взяли, пуда два с половиной…. Могу предложить отменную рябиновую настойку. Слеза натуральная, чистейшая!
Петька со слезливым смотрителем спорить не стал. Только, печально вздохнув, меланхолично расстегнул тулупчик и расстроено сплюнул в сторону. После чего ловко вытащил – одним коротким движением – саблю из ножен (дома долго тренировался перед зеркалом!), и, резко крутанув кистью руки, взмахнул наискось…
Клинок, пройдя в непосредственной близости от головы смотрителя, уверенно перерубил тонкий сухой дрын (торчащий из плетёного забора), на который был надет старый глиняный горшок. Горшок, отлетев далеко в сторону и ударившись о дверной косяк курятника, звонко разлетелся на мелкие куски и кусочки.
– Зарублю на фиг! – очень достоверно пообещал Пётр, в глубине души удивляясь сам на себя. – Говоришь, что в лукошке не хватает двух яиц? Ну-ну…. Хочешь, я прямо сейчас отыщу пропавшую парочку, отсеку и сложу в корзинку? Хочешь, гнида скользкая?
Тутошний Иван Павлович, громко и неприлично испортив воздух, присел на корточки, и, испуганно прикрыв лицо ладонями, захныкал, всхлипывая через каждую вторую фразу:
– Нет, не хочу! Не хочу, честное благородное слово…. Нет! Не надо…. Не губите! Ради Господа нашего…. У меня двое детишек маленьких! Не надо…. Всё исполню, что скажете! Всё….
– Молчать! – жёстко прикрикнул Петька и добавил – уже гораздо более мягким тоном: – Пятнадцать минут у тебя на всё про всё, Палыч. Жду у крыльца светёлки. Время пошло…
Проходя мимо конюшни, он услышал, как за досчатой стенкой один ямщик тихонько говорит другому:
– Вот оно как, Проша. Денис-то Васильевич, он ещё ангел небесный во плоти, только рукам волю даёт. А этот-то, который Бурмин…. Ну, чисто волк лесной, оголодавший. Зарубит насмерть и не поморщится. Сторонкой его, упыря, надо обходить, сторонкой…
«Вот, даже, как оно, братец!», – неслышно для окружающих хохотнул внутренний голос. – «Если и дальше так пойдёт, то ты очень скоро станешь местной легендой – страшной такой, знаменитой, чёрной…. А твоей старинной фамилией будут пугать маленьких детей, чтобы они излишне не баловались, не капризничали и хорошо кушали по утрам…».
Оставалась, вернее, непреодолимо надвигалась, ещё одна существенная проблема. А, именно, надо было ещё как-то умудриться – забраться на коня. Типа – ерунда ерундовая…
Естественно, что за время своего многолетнего увлечения историческими «реконструкциями», Пётр ездил верхом на лошадях бессчетное количество раз. Более того, отбросив ложную скромность, он считал, что владеет этим высоким искусством вполне даже пристойно. Однако существовало одно, но весьма существенное «но»…. Не мог он – по причине избыточного веса – самостоятельно взобраться: хоть на коня, хоть на лошадь. Первые годы «реконструкций» ещё пробовал – регулярно и упрямо, но, при этом, всегда неудачно. А потом и пробовать перестал, не стесняясь, сразу же звал приятелей на выручку: один добровольный помощник крепко держал лошадку под уздцы и шептал ей в ухо успокоительные слова, а двое других усердно подталкивали Петьку под жирный зад.
«Здесь этот метод (способ, принцип?) категорически не годится», – ворчливо известил внутренний голос. – «Гусарский подполковник не может самостоятельно забраться на коня? Бред! Кошмар! Нонсенс! Ерунда ерундовая, короче говоря…. Надо было, братец, просить конную повозку. То есть, требовать…. Эх, голова садовая – два уха! А всё гордыня твоя непомерная, желание покрасоваться перед публикой. Любовь к дешёвым и сомнительным понтам, если смотреть в самый корень…. Впрочем, умолкаю. Как говорится, твои, братец, проблемы и трудности. Сам впутался, не спрашивая совета, теперь сам и выпутывайся…».
Наконец, простоволосый мужик в рваном зипуне подвёл за уздечку к крыльцу серого в яблоках коня под стареньким потёртым седлом. Жеребец нервно и зло взбрыкивал задними ногами и недоверчиво косил на Петьку лилово-аметистовым глазом.
– Молодой он ещё, барин, – шмыгая длинным вислым носом, принялся смущённо оправдываться мужик. – Зато шустрый. Очень бойко ходит рысью. А, вот, галопа совсем не любит, сразу начинает крутиться на месте – что та китайская юла…
«Да, похоже, что я серьёзно влип», – запечалился Пётр. – «Что теперь делать, а? Может, ну его совсем? Типа – отказаться? Мол, конь плохой и уродливый, то есть, не достойный благородного седока? Даже галопом не ходит…».
– Тише! Тише! – раздалось сбоку, и из-за угла избы, тяжело опираясь на чёрный костыль, показался юродивый. – Куда торопитесь, детишки? Не полагается так! Не полагается…. Сейчас я поговорю с жеребчиком. Успокою. Приласкаю. Договорюсь…
– Шёл бы ты, Вьюга, по своим делам, – неуверенно предложил мужик, вопросительно косясь на Петра, а усмотрев его согласный кивок головой, резко поменял тон: – Конечно, побеседуй, старинушка! Орлик, он страсть как любит душевные разговоры. Млеет, прямо…. Вот тебе уздечка, держи! А я, чтобы не мешать, отойду в сторонку…
Конь доверчиво положил юродивому голову на плечо, а тот что-то размеренно зашептал в заиндевевшее ухо. Через две-три минуты Вьюга чуть отстранился, достал из кармана своей хламиды-рванины кусок серого хлеба, поднёс к конской морде. Жеребец радостно заржал и с видимым удовольствием, смешно перебирая мягкими губами, принялся жевать предложенное угощение, роняя хлебные крошки по сторонам.
– Вот и всё, – по-доброму усмехнулся юродивый. – Орлик будет вести себя хорошо. Он мне твёрдо пообещал. Садись, Странник! У тебя всё получится, не сомневайся. Счастливой дороги!