Широко распахнулась входная дверь, и в светёлку вошёл Давыдов – привычно бодрый, весёлый, улыбающийся и краснощёкий. Одётый чуть по-другому, чем вчера. Более нарядно и франтовато, что ли: на толстой и короткой шее даже красовалось некое подобие широкого галстука, небрежно заправленного за тёмно-коричневую – в цвет сюртука – жилетку.

– О, проснулся! Уже здоровье поправляешь! – искренне обрадовался Денис, кладя на табурет, рядом с кувшином гороховца, чёрный кожаный кисет. – Да, брат Бурмин, а храпеть ты – горазд! Даже стёкла тряслись-подрагивали в оконных рамах…. Вот тебе кисет с курительной трубкой и приличным табаком. Реквизировал, то есть, взял взаймы у станционного смотрителя. А я, не откладывая важное дело в долгий ящик, поехал в Ненарадово. К полудню, Бог даст, доберусь…

– В Ненарадово? – непонимающе уставился на приятеля Петька. – Зачем? Почему? Для чего?

– Не понял! – в свою очередь удивился Давыдов. – Мы же вчера с тобой обо всё договорились! Окончательно и бесповоротно согласовали и утвердили, так сказать, тщательно разработанную диспозицию совместных боевых действий…. Мол, я сегодня подъеду – с дорожным утренним визитом вежливости – в Ненарадово. Отмечусь, выражу своё бесконечное гусарское почтение, узнаю последние новости. Договорюсь – относительно завтрашнего официального обеда. Ну, и прозрачно намекну почтеннейшему Гавриле Гавриловичу, мол: – «У вас – свежий, не залежалый товар, а у нас, соответственно, знатный купец….». Помнишь? Вчера-то ты был полностью согласный с этим гениальным планом …

– Не помню, брат! То есть, практически ничего не помню, что было после моих песенок-романсов, – честно признался Пётр и забеспокоился: – А я вчера – спьяну – не учудил ничего такого? В смысле, не нёс, случаем, всякой бредовой и несусветной чуши? За мной в последнее время – после памятной встречи с зелёными человечками – водится такое…

Денис, натянуто и криво улыбнувшись, медленно прошёл к столу, прямо из горлышка допил остатки – примерно четверть – из ближайшей бутылки (по комнате тут же распространился приятный земляничный аромат), ласково погладил-потрепал по чёрно-белому загривку наглого Аркадия и объявил – бесконечно задумчивым голосом: – Признаться, ты много чего интересного и странного наболтал прошедшей ночью. Болтал-болтал, болтал-болтал…. Впрочем, ерунда ерундовая! Чего только не привидится и не померещится по пьяному, весьма многотрудному и мутному делу…

– А, можно, более развёрнуто?

– Любопытствуешь? Изволь! Раз настаиваешь…. Ты вчера усиленно и надоедливо изображал из себя мудрого древнегреческого оракула. Правда, пьяного в хлам, то бишь, в полные лоскуты…. Даже предрёк, что, мол, в июне текущего, 1812-го года двухсоттысячная армия Наполеона Бонапарта, форсировав реку Неман, коварно вторгнется в нашу многострадальную Россию. Более того, уверял – на полном серьёзе – что у французов будут наличествовать все шансы – дойти до самой Москвы-матушки, даже захватить её и, после этого, сжечь дотла…

– Ух, ты! Ха-ха-ха! – деланно рассмеялся Петька. – Куда же это меня занесло? Похоже, далековато…. Решил, значит, хлебнув лишнего, поиграть в знаменитого воинского тактика и стратега? Вот же, незадача…. Во всём, я мыслю, виноват подлый ямайский ромус. Напрочь, зараза тростниковая, туманит мозг! А чего ещё я наговорил?

– Знаешь, братец, я ведь тоже был прилично пьян, – недовольно поморщился Давыдов. – Здесь – помню, тут – совсем не помню…. Ещё ты доказывал – с пеной у рта – что победить французскую армаду можно, только организовав партизанские отряды. Ну, на манер испанских – летучих и мобильных…. А ещё ты утверждал, что, мол, именно я – Давыдов Денис Васильевич – должен возглавить русское партизанское движение. Мол, у меня для этого имеются все, э-э-э…. А, вспомнил, веские предпосылки!

– Да, это я чего-то…

– Не бери, Бурмин, лишнего в голову! Подумаешь, высказал свои пьяные фантазии вслух. Бывает. Забудь.

Пётр ещё раз приложился к кувшину с гороховцом и, смущённо отводя глаза в сторону, спросил:

– А ничего, Денис, что я тебя впутал в это дело? То бишь, в сватовство? У тебя же, наверняка, и других важных дел хватает?

– Ерунда ерундовая! – небрежно отмахнулся Давыдов. – Мне надо прибыть в Москву, на запланированную беседу с Илларионом Васильевичем,[17] только через полтора месяца. Так что, успею ещё и поохотиться вволю на волков-медведей, и тебя, дурилку мечтательную, оженить…. Вот, что ещё, братец! Тут наметилось одно серьёзное мероприятие. Поможешь?

– Всё, что угодно! Можешь смело рассчитывать на меня. Не подведу!

– Я по поводу нашей вчерашней находки. Ну, которая зелёненькая такая, железная, с чёрными колёсами…. Помнишь?

– Ну, да, конечно, – неуверенно промямлил Петька. – Странная такая вещица, незнакомая, насквозь непонятная, с чертовщинкой…

– Так вот. Я на холм – с вещицей занятной – отправил три подводы с мужиками. Тоже, понятное дело, взял взаймы у станционного смотрителя. Его, кстати, зовут Иваном Павловичем…. Скользкий такой тип, неприятный, себе на уме. Ежели что, то ты с ним особо не церемонься. В том смысле, что сразу бей в сытую чавку…. Итак, мужики доставят сюда, на жабинский постоялый двор, нашу общую загадочную находку. Вот, ты и присмотри, чтобы они всё аккуратно сгрузили в сарай, специально отведённый для этой цели, и ничего ценного – между делом – не растащили по домам. Знаю я русское народонаселение: всё украдут и стырят, что плохо лежит.

– А как же они эдакую громоздкую махину приволокут на постоялый двор? Она же, наверное, очень тяжёлая, прямо-таки неподъёмная…