Подобный мысленный эксперимент может оказаться ловушкой. Нам кажется, что мы способны представить себе точную копию человека, со свойственным людям поведением, но с совершенно иными физическими процессами, протекающими внутри. Но ведь если у какого-то человека или животного отсутствуют крупномасштабные динамические свойства, которые мы здесь обсуждаем, то этот человек или животное будет иначе воспринимать окружающий мир и вести себя не так, как тот, у кого они есть. И тем не менее признаки субъективности, описанные в пятой главе – ощущение, действие, точка зрения, в известном смысле схематичны; кажется, что организм может обладать какой-то их разновидностью, отличной от нашей, одновременно отличаясь и крупномасштабными динамическими свойствами мозга. Об этом свидетельствует тот факт, что когда мы рассматриваем эти схематические признаки субъективности и размышляем, что должна сделать нервная система, чтобы вызвать их, то осознаем, что нейроны вполне способны дать им начало, действуя в качестве простых сигнальных путей и переключателей. Очевидно, что базовые признаки субъективности могут проявиться и в отсутствие особых динамических свойств, о которых идет разговор. И тогда мы можем спросить, перефразируя Нагеля: есть ли что-нибудь, на что похоже быть таким существом? Будет ли оно иметь опыт?

Ну, когда этот организм ощущает и действует, что-то в нем точно происходит. Внутри любого организма, обладающего базовыми признаками субъективности, много всякого имеет место. Но будет ли то, что происходит, дано организму в опыте? Похоже, это следующий вопрос, которым нам стоит задаться, но что он на самом деле означает? Если мы спрашиваем, не ощущает ли этот организм того же, что и мы сами, может быть в каком-то ослабленном виде, то ответ на этот вопрос, скорее всего, «нет» – в конце концов, сценарий предполагает, что это существо будет отличаться от нас биологически. Следовательно, поставив вопрос таким образом, мы проблемы не решим – тут требуется формулировка, не так прочно привязанная к нашей с вами реальности. Предположим, мы спросим, есть ли у организма точка зрения, ощущает ли он предметы и явления какими-то и так далее. Тогда ответ будет «да» – то же самое «да», которым мы отвечали на вопрос, обладает ли такой организм основополагающими признаками субъективности, изложенными в пятой главе.

Но может, нам стоит поискать в пространстве между этими двумя вопросами? Я бы, наверное, спросил о чувстве присутствия, хотя само это чувство не является неотъемлемой чертой опыта как такового. Предположу, что многие захотят поинтересоваться насчет квалиа. Есть ли квалиа у существа, которое мы пытаемся себе представить? Если эти квалиа должны быть чем-то вроде цветовых полей, которые люди обычно и имеют в виду, когда говорят о квалиа, то тут мы опять пытаемся провести параллель, слишком близкую к опыту человека. Если же мы спросим, есть ли «что-нибудь, на что похоже быть этим существом», то вернемся к тому, с чего начинали. Самих возможностей языка не хватает, чтобы сформулировать ключевые вопросы в интересующей нас области. Но я не думаю, что проблему можно решить, предложив термины получше: здесь наши размышления заводят нас в глухие дебри тотальной неопределенности.

Но и в дебрях мы упорно рвемся вперед: выше я спрашивал, каково быть организмом, который взаимодействует с миром как субъект и при этом лишен крупномасштабных динамических свойств, характерных для мозга человека. Теперь давайте представим обратную ситуацию, вообразив организм, у которого есть крупномасштабные динамические свойства, но который как субъект с миром не взаимодействует. Скорее всего, такого не может быть, поскольку эти самые динамические свойства отчасти определяют, как именно мы делаем все те вещи, что обсуждались в предыдущих главах. Если организм ничего подобного не делает, то и крупномасштабных динамических свойств у него не будет{191}. Если перед нами просто физическая система, полная ритмов и электромагнитных полей, – автомобильный мотор, например, – то у нас нет никаких оснований считать, что такая система будет способна думать или осознавать. Предположить обратное – значит вернуться к ошибочному взгляду на электрические свойства как на нечто психическое в своей основе, а это неверно. Точно так же и сознающий разум – это не просто система, все виды активности которой необычно тесно увязаны друг с другом, даже если они увязаны энергетически{192}. Мне такой подход кажется привлекательным, но это неверный путь.

Как связаны факторы, которые мы здесь обсуждаем, точно неизвестно, но вариантов масса. У Рудольфо Льинаса, нейроученого, которого я уже не первый раз упоминаю в этой главе, есть пара идей{193}. Он предполагает, что сознание – это нечто вроде сновидения, созданного ритмами, петлями обратной связи и резонансами в активности мозга. Пребывание в сознании отличается от настоящего сновидения количеством ощущений, которые могут вторгнуться в это состояние или модулировать его. Такое понимание сильнее упирает на крупномасштабные динамические свойства мозга и меньше значения придает взаимодействию с миром в качестве субъекта. Резко противоположного мнения придерживается Бьёрн Меркер, нейроученый, повлиявший на мои представления о первой из поднятых тем. Меркер утверждает, что значение как минимум некоторых ритмов мозга, а точнее, ритмов частотой 40 Герц, о которых говорили Крик, Кох и другие, сильно преувеличено, по крайней мере в том, что касается «когнитивной» стороны – мышления, восприятия и осмысления мира. Меркер считает, что эти ритмы могут играть важную роль в поддержании активности мозга: они помогают ему устойчиво функционировать, предотвращая неконтролируемые состояния типа эпилептических припадков{194}. Вероятно, крупномасштабные динамические свойства мозга выполняют разные функции у разных животных и на разных стадиях эволюции. Но даже если они не так много значат в плане «разумности», разве не могут они влиять на то, как живые существа ощущают мир?