Сила

Я возвращался к берегу после спуска в «трубу» залива Нельсона и остановился в последнем глубоком месте перед мелководьем. Внезапно, даже не успев осознать своего движения, я повернул голову и оказался в гуще проносящихся мимо ракет. Их было несколько дюжин, каждая около метра в длину, с тонкими серповидными хвостами; бока рыбок отливали серебром. Меня окружила стайка желтохвостов (эту рыбу называют еще золотистой лакедрой). Хвостики рыб казались слишком изящными, чтобы вырабатывать энергию, которая от них исходила. Движущая сила позвоночных как она есть!

Я был посреди косяка, когда рыбы резко и дружно развернулись, описав дугу, похожую на полумесяц их хвостов, и исчезли из виду. Мне казалось, я могу в буквальном смысле услышать электричество, гудящее в их мускулах, – потоки ионов, с усилием сокращающиеся клетки. Ощущение звука было иллюзией, в море по-прежнему было тихо; все, что я ощутил, – содрогание воды вокруг моего тела.

Скоростью и силой славятся самые разные представители животного мира, и с некоторыми мы уже встречались: медуза, стреляющая крошечными гарпунами стрекательных клеток, рак-богомол с его подпружиненными булавами. Но генерировать быстрое движение на уровне целой большой рыбы, проталкивать тело такого размера сквозь плотные слои воды – совсем другое дело. На примере желтохвостов мы наблюдаем торжество мускулатуры и строения тела позвоночных, у которых мышцы прикреплены к костям. Стремительные рыбы – яркий пример того, сколь мощная двигательная энергия доступна животным.

История рыб

Рыбы играют особую роль в моем повествовании о путях эволюции, потому что принадлежат к нашему типу животных. Хотя, если выражаться точнее, это мы принадлежим к их типу. Ветка млекопитающих – побег на той ветви древа жизни, которая представляет рыб. Мы произошли от рыб; о животных, встреченных нами в предыдущих главах, этого не скажешь. В книге, написанной биологом Нилом Шубином, читателя просят подумать о «внутренней рыбе», поскольку рыба – наш прямой предок и анатомия рыб во многом определяет нашу собственную анатомию{145}. О внутренней креветке или внутреннем осьминоге в этом смысле говорить не приходится.

Мы произошли от рыбы, не похожей на желтохвоста или форель – они появились позже, когда наша линия уже отделилась от линии рыб. Ближайшие родственники человека со стороны рыб – неуклюжие, пузатые лопастепёрые рыбы, представленные сегодня глубоководной латимерией.

Начинали рыбы со вторых ролей{146}. Впервые они появляются в кембрии: невзрачная мелочь длиной 3–5 см. В конце предыдущей главы мы переместились на ветвь вторичноротых, к которым относятся люди, иглокожие и некоторые другие животные. Вторичноротые, как и многие другие, отпочковались от ранних червеобразных билатерий. На какой-то стадии из животных этого типа выделились более подвижные и обтекаемые формы. Умели они немногое, у них даже зубов не было. Это была неприметная морская мелюзга вроде пикайи, помеченной буквой «В» на рисунке на с. 103. Но у этого нового существа имелся ряд интересных качеств, в том числе обтекаемая форма, нервный ствол вдоль спины, контролирующий работу мышц, и зачатки твердых тканей – не снаружи, как у членистоногих, но внутри.

В кембрии, когда членистоногие изобрели хищничество, такие рыбы были легкой добычей. Вероятно, именно по этой причине они быстро обзавелись хорошим зрением. Глаза у рыб устроены по типу камеры: одна линза и одна сетчатка, а не целая гроздь, как у большинства членистоногих. Первыми эволюционными новообразованиями на линии позвоночных животных стало созданное для движения тело и глаз-камера.

Начиная с ордовикского периода рыбы постоянно увеличивались в размерах. Появились рыбы, покрытые костными пластинками и до метра длиной – теперь от хищников их защищали и размер, и броня. Некоторые выглядели устрашающе, но на самом деле никакой опасности не представляли. При всей своей пугающей внешности укусить они не могли и питались, скорее всего, всасывая, фильтруя и зачерпывая. Поворотное эволюционное новшество появилось примерно 420 миллионов лет назад, и это была челюсть.

Челюсть, выкроенная из жаберных дуг по бокам рыбьей головы, – классический пример того, что французский биолог Франсуа Жакоб называл «халтурой» эволюции{147}. Эта халтура повлекла за собой серьезные последствия: рыбы научились кусаться. По удачному сравнению (сделанному Джейн Шелдон), челюсть устроена наподобие отстоящего от ладони большого пальца, только на лице. Обзаведясь умением плавать, глазами и челюстью, рыбы стали претендовать на большее. Около 360 миллионов лет назад, к концу девонского периода, челюстные рыбы размножились, а бесчелюстные начали постепенно вымирать. Те, что дожили до наших дней, – миксиновые и миногообразные – вытеснены на задворки эволюции.

В девоне челюстные рыбы приросли акулами. Как пишет Джон Лонг в книге «Расцвет рыб», акулы быстро приобрели свой окончательный вид и с тех пор почти не менялись. В 2018 году австралийский палеонтолог-любитель нашел несколько необычно крупных зубов{148}. Это были зубы акулы – нисколько не затупившиеся за 25 миллионов лет, что прошли со смерти их обладателя, девятиметрового охотника на китов.

Плавание, глаза и челюсти составили выигрышную комбинацию. Дополнила ее еще одна черта, которая кажется мне важным наследием всех позвоночных. Строение тела и способы передвижения рыб сделали их особенно централизованными животными, и это отразилось на мозге позвоночных. Здесь, как и везде, может крыться неожиданное расщепление: мозг рыбы состоит из двух довольно разобщенных половин. Но, если сравнивать строение рыбы с устройством других, уже изученных нами тел, рыба – целостное, централизованное существо. Мозг управляет движениями тела как единого целого – практически все рыбы двигают всем телом сразу, потому что у них нет ни лап, ни клешней, ни щупалец. Однако позднее, когда позвоночные обзавелись ловкими конечностями, контролировать их стал мозг того же типа.

Однажды я видел, как охотились желтохвосты. Я следил за кальмарами на мелководье. Кальмары занимались своими делами, не выпуская меня из виду и время от времени меняя узоры на коже. Внезапно появился крупный желтохвост с типичным серпообразным хвостом. Он возник словно ниоткуда, двигаясь в дерганой, отрывистой манере. Конечностей у желтохвоста нет, как нет и щупалец, как у кальмара, и движение рыбы представляло собой рывки всем телом. Кальмары, бросившись врассыпную, выпускали облака чернил, которые висели в воде, как клубы дыма над зенитной установкой.

Плавание

Я задумал эту часть как главу, посвященную открытой воде и океанским просторам. Ныряя с аквалангом в процессе работы над книгой, я погружался в густые заросли жизни и двигался со скоростью ползающих и карабкающихся существ. В подводном снаряжении я не могу двигаться быстро, но и крабы, кораллы и даже осьминоги тоже не развивают высоких скоростей. Кальмары – исключение, однако до сего момента мое повествование в основном касалось существ, живущих в неразрывной связи с небольшим участком моря.

Сравните с рыбами, с их стремительными путешествиями под водной гладью планеты. Это животные, чья вотчина – весь океан. А для некоторых и не один: они рождаются в одном месте, мигрируют за пропитанием в другое, а затем, ориентируясь по магнитным полям Земли, возвращаются назад, чтобы дать жизнь следующему поколению{149}.

Я начал главу с желтохвоста. Но, если говорить о силе позвоночных, я не видел ничего внушительней хвоста китовой акулы. Китовая акула – крупнейшая рыба современных океанов{150}. Сегодня акула Rhincodon typus – единственный вид в роде, единственный в семействе – самое крупное животное на планете, если не считать отдельных китов. Типичный представитель вида достигает как минимум 12 метров в длину. Тело китовой акулы темно-серое, расчерченное полосками бледно-серого цвета и испещренное белыми пятнышками. Его приводит в движение огромный вертикально ориентированный хвост.