Вагнер: Презренная профессия, замечу вам, доктор. Марать бумагу, чтобы потом ряженые прыгали по сцене и мололи чепуху, нет, уж лучше я буду просить милостыню или пойду работать подметалой!

Фауст: Тут ты неправ, Вагнер. В конце концов, все люди, так или иначе, занимаются сочинительством. Один сочиняет свою жизнь, другие примеряют на себя чужую, третьи выдумывают то, чего нет и фантазируют, не замечая, как жизнь проходит мимо, но при этом никто почему-то не желает стать самим собой, содрать с себя чужую одежду и стать тем, кем сотворил тебя когда-то Господь на самом деле… Вот почему в последнее время больше всего на свете мне хочется узнать – кто я такой?

Вагнер: Чего уж проще!.. Как будто в нашем городе может сыскаться человек, который не слышал бы об уважаемом докторе Фаусте!

Фауст: Вот это-то меня как раз и смущает, Вагнер… В последнее время мне вообще кажется, что вместо живых людей нас окружают говорящие куклы и смеющиеся манекены, у которых одна забота – попестрее одеться.

Вагнер: Ах, господин доктор, господин доктор!.. И откуда у вас только эта меланхолия?.. Иной раз мне даже кажется, что вы специально не принимаете лекарства, которые сами себе и назначили. А уж это совсем никуда не годится.

Фауст: Хочешь знать правду, Вагнер?..

Вагнер: Конечно, ваша милость.

Фауст: Тогда послушай, что я тебе скажу…(Поманив к себе Вагнера, негромко.) Легче верблюду пройти через игольное ушко, чем мужчине понять, чего хочет женщина!.. Надеюсь, ты примешь это к сведению.

Вагнер: Надеюсь, что вы говорите это не о фройляйн Маргарите?

Фауст: Увы, мой друг.

Вагнер: Увы?.. Но как же так?.. Ведь прошло всего три месяца, а вы уже охладели?.. Невероятно!

Фауст: Не я. Не я. Моя природа, Вагнер. Все то, что называется «природой». Все эти соединения, прожилки, косточки, сосуды и пары, из которых сделан человек и без которых он – ничто, а с которыми он – ужас и загадка!

Вагнер: Всего три месяца!

Фауст: Такова природа, Вагнер. Она так хитро все распределяет, что в результате ты же еще оказываешься кругом виноват… (Сердито). К чертям собачим!.. Больше не желаю!.. В конце концов, я человек, а это, думаю, что-нибудь, да значит!

Вагнер: Вы сами говорили ваша милость, что нам не следует спорить с природой, потому что она лучше знает, что нам делать… Мне кажется, что это справедливо.

Фауст: До определенных пределов, друг мой. До определенных пределов. Но стоит нам только спросить о сущности человека, как мы будем вынуждены немедленно закрыть свой рот и покончить с любыми исследованиями в этой области, потому что этот вид, который называет сам себя «homo sapiens», остается и по сию пору загадкой и тайной, штурмовать которые решаются только редкие герои.

Вагнер: И все же мы надеемся узнать об этом рано или поздно, поскольку в основе всего все же лежит природа… Вы сами нас так учили, учитель!

Фауст: Природа природой, друг мой. Но кто такой я сам?.. Вот ведь вопрос.

Вагнер: Я разве не сказал?.. Вы наш учитель, уважаемый доктор Фауст, всегда готовый прийти на помощь всем страждущим и обездоленным, да к тому же всегда готовый ответить на любой вопрос, как и полагается великому ученому.

Фауст: Хорошо, хорошо, мой милый… Но что же останется, если отбросить прочь мое учительство, да вдобавок со всеми этими добрыми делами?.. Что останется, если мы забудем все, что пишут в этих фолиантах, и чему учат нас наука и религия?.. Что останется, если даже Бога мы не узнаем тогда, когда Он обратится к нам со словами спасения?.. И кем я обернусь, когда отброшу все, что знал, понимал и ценил прежде?.. Что тогда останется от Фауста, Вагнер?.. И будет ли это все еще прежний Фауст или он предстанет перед нами, как чудовище, от которого нет и не будет спасения? Что скажешь, Вагнер?