– Я хочу сказать, что буду обо всем судить сам, – он холодно посмотрел на Ганиму. – Мне не нравится то, что происходит с моими фрименами, – проворчал он. – Мы вернемся к нашим старым обычаям. Если потребуется, то без вас.
– Вероятно, вы вернетесь к своим обычаям только на время, – сказала Ганима. – Ведь Пустыня умирает, Стил. Что вы будете делать без червей и без песков?
– Я не верю в это!
– Через какие-нибудь сто лет, – сказала Ганима, – останется всего лишь пять десятков червей, да и те будут больны, и их придется содержать в специальных заповедниках. Их Пряность будет интересовать только Космическую Гильдию, а цена… – она покачала головой. – Я видела цифры Лето. Он обошел всю планету и все знает.
– Это еще одна уловка, чтобы сохранить фрименов как своих вассалов?
– Вы когда-нибудь были моими вассалами? – спросила Ганима.
Стилгар нахмурился. Что бы он ни говорил и что бы он ни сделал, эти близнецы всегда сделают его виноватым!
– Вчера он говорил мне о Золотом Пути, – выпалил Стилгар. – Мне все это не нравится!
– Странно, – сказала Ганима и посмотрела на бабку. – Почти вся Империя будет приветствовать это.
– Это погибель для всех нас, – пробормотал Стилгар.
– Но ведь все жаждут Золотого Века, – сказала Ганима. – Разве нет, бабушка?
– Все, – согласилась с внучкой Джессика.
– Они жаждут фараонова царства, которое даст им Лето, – сказала Ганима. – Они хотят тучного мира, богатых урожаев, удачной торговли и равенства всех, за исключением Золотого Правителя.
– Это будет смерть фрименов, – возразил Стилгар.
– Как ты можешь это утверждать? Разве не нужны будут нам солдаты и храбрецы для подавления случайных смут? Стил, твои и Тиеканика доблестные товарищи будут очень нужны для подобных дел.
Стилгар взглянул на офицера сардаукаров, и странный луч взаимопонимания блеснул между ними.
– Лето будет распоряжаться Пряностью, – напомнила Джессика.
– Он будет владеть ею единолично, – добавила Ганима.
Фарад’н, обладая новым сознанием, вложенным в него Джессикой, слушал разговор, понимая, что внучка и бабушка разыгрывают тщательно поставленную пьесу.
– Мир будет длиться практически вечно, – говорила Ганима. – Память о войнах исчезнет. Лето будет вести народы по этому благоухающему саду четыре тысячи лет.