– Узнаю мудрость вашей бабки в этих словах, – сказал Фарад’н.

– Это очень хорошо, кузен. Она спрашивала меня, не одержим ли я Мерзостью. Я ответил отрицательно, и это была моя первая ложь. Ганима сумела избежать ее, а я – нет. Я был вынужден укрощать внутренние жизни в условиях, когда меня насильно кормили меланжей. Мне пришлось искать сотрудничества с ними – этими жизнями внутри меня. Я избежал худшего и выбрал себе главного помощника, сознание которого воспринял. Этим помощником стал мой отец. В действительности я – не мой отец и не помощник. Более того, я – не Лето Второй.

– Объясни, – Фарад’н был поражен до глубины души.

– Ты обладаешь замечательной прямотой, – сказал Лето. – Я – общность, управляемая тем, кто господствует над ней, обладая подавляющей силой. Именно этот человек основал династию, которая, не прерываясь, существует уже три тысячи наших лет. Его имя Харум, и до тех пор, пока его линия зиждилась на врожденной слабости и суевериях его наследников, подданные жили в условиях ритмической ограниченности. Они неосознанно двигались под влиянием внешних условий. Они воспитали людей, которые мало жили и легко поддавались призывам богов-царей. Если взять эту династию в целом, то можно сказать, что они были сильными людьми. Выживание людей как вида стало привычным.

– Мне не нравится смысл этих слов, – сказал Фарад’н.

– Если честно, то он не нравится и мне, – признался Лето, – но такова вселенная, которую мне предстоит создать.

– Зачем?

– Это урок, который я усвоил на Дюне. Мы поддерживали смерть, как призрак, который постоянно витал среди живущих. Люди, живущие в таких условиях, постепенно превращаются в животных, озабоченных только своим брюхом. Но когда приходит время противоположности, тогда те же люди поднимаются, становясь одухотворенными и прекрасными.

– Это не ответ на мой вопрос, – запротестовал Фарад’н.

– Ты не доверяешь мне, кузен.

– Как не доверяет тебе твоя собственная бабка.

– У нее есть для этого все основания, – сказал Лето. – Но она уступит, потому что должна это сделать. Бене Гессерит – это образец прагматизма во всем и до конца. Я разделяю их взгляд на нашу вселенную. Ты несешь на себе отметины этой вселенной. Ты имеешь навыки правителя и умеешь классифицировать все, что тебя окружает в понятиях ценности или угрозы.

– Да, и я согласился стать твоим Писцом.

– Это доставило тебе удовольствие и польстило заложенному в тебе таланту историка. Ты определенно имеешь гениальную способность читать настоящее между строк прошлого. В некоторых случаях ты сумел превзойти в этом меня.

– Мне не нравятся твои скрытые намеки, – произнес Фарад’н.

– Хорошо. Тебе пришлось перейти от бесконечных амбиций в более приниженное состояние. Но разве бабка не предупреждала тебя о бесконечном? Оно привлекает нас, как огонь привлекает мотыльков, и мы бываем ослеплены этим огнем, забывая, что сами конечны.

– Афоризмы Бене Гессерит! – запротестовал Фарад’н.

– Но это очень точный афоризм, – возразил Лето. – Сестры Бене Гессерит думали, что смогут предсказать ход эволюции. Но они забыли, что сами меняются в течение эволюции и вместе с нею. Они полагали, что смогут спокойно стоять и наблюдать, как выполняется их селекционная программа. Я не страдаю такой рефлексивной слепотой. Внимательно и осторожно приглядись ко мне, Фарад’н, ибо я больше не человек.

– В этом уверила меня твоя сестра, – Фарад’н в нерешительности помолчал, потом спросил: – Это и есть Мерзость?

– По определению Сестер, возможно, что это и так. Гарум жесток и автократичен. Я взял у него часть этой жестокости. Внимательно смотри на меня. Я жесток, как бывает жесток хозяин фермы. Фримены когда-то держали в своих домах укрощенных орлов, но я держу в доме укрощенного Фарад’на.