Сестрица лишь пожала плечами.
– Или… она позволила дядюшке забрать несчастную? Та отыграла свою роль, а вот кхариты… они ведь тоже о многом знали, верно?
– Еще одно извращенное учение. Они были созданы, чтобы охранять жриц Кхари, чтобы подчиняться им во всем, но позабыли о своем предназначении.
Печально. Прежде всего для жриц Кхари.
– Но ты права… она выменяла несколько интересных свитков. И сопоставив их с тем, что знала, сумела добиться ответа богини.
Добиться? Глупость какая. Кхари или отвечает,или нет. И чаще, конечно, молчит, но сейчас она здесь и улыбается. Неужели сестрица не чувствует этой улыбки? А присутствие? У меня вот мурашки по коже идут, а Летиция спокойна и задумчива, окруженная коконом своей тьмы. Стоит, покачивается.
– Так значит, бабуля стала жрицей… а дед ушел в эксперименты.
– Она ему приносила свитки. Пыталась убедить, только он отмахнулся. Ненаучно и вообще, что женщина понимает в делах серьезных, – щека Летиции дернулась. – Он не желал зависеть от прихотей божества. Ему требовался рецепт, понимаешь?
Не очень, но на всякий случай кивну.
– И он его искал… сначала при поддержке короны, а потом…
– За свои деньги.
– Именно… он потратил почти все… и он не остановился бы… боги, бабушке пришлось закладывать свои драгоценности, чтобы никто ничего не понял. К тому же… это было опасно. Если бы кто-то узнал, чем они занимаются…
…финансовые проблемы перестали бы казаться такими уж проблемами.
– А потом он умер… оставил ей долги и умер… и ей снова пришлось изворачиваться…
Печальненько. В то, что бабуля умела изворачиваться, я не сомневалась.
– Она не знала, что делать, но оказалось, что у тебя талант… единственный, пожалуй, который есть… сначала… сначала она просто жалела тебя…
…ага, сиротку несчастную. Сироток, как выяснилось, моя бабуля особенно любила. Но дело, полагаю, в ином. Я была жива и я являлась наследницей, законной, известной, чья кандидатура не вызывала сомнений. Следовательно, достаточно было тихо оформить бумаги и жить. А вот случись со мной несчастье, и… Бабуля предъявила бы Летицию, но… приняли бы ее? Или, может, тетушка Фелиция вспомнила бы, что сын ее тоже обладает какими-никакими правами? Да и дядюшка Мортимер, полагаю, счел бы возможным вмешаться. Нет, моя смерть была невыгодна. А потом…
…как и когда я стала зарабатывать? Не помню… нет, мы вели тихий уединенный образ жизни, но деньги… деньги наверняка уходили. Содержание дома обходится в немалую сумму, мне ли не знать. Зарплата слугам. Текущие расходы,ибо ни бабушка, ни я не привыкли себе отказывать в мелочах, вроде свежих фруктов зимой… ее комитеты, которые она не могла оставить. Благотворительность. Помощь городу… какие-то там клубы, совершенно бессмысленные, как по мне, но требовавшие присутствия, ибо, не приведите боги, пойдут слухи, что в благородном семействе Вирхдаммтервег не все так ладно.
Я помню бумаги. Она пыталась разобраться в них, следуя советам Аарона Марковича, но тот сам был далек от дел денежных,и мог лишь уберечь от ошибок явных. Я добралась до тех бумаг. И увлеклась. Я… словно прозрела? Пожалуй. Талант? Скорее всего. Я не против назвать это талантом. Главное, что к шестнадцати я крепко держала финансовые нити в своих руках. И этим купила себе еще несколько лет жизни.
И за это меня ненавидят. Тьма попритихла, но не стоит обманываться, ослабни воля моей сестрицы хоть на миг, и этот поток пропащих душ сорвется с привязи. Тогда всем будет плохо. Щит дрожит, он готов, вот только… сколь бы сложен ни был, но выдержит ли он?