Девочка задумалась, но после все же мотнула головой.
– Нет. Но… я слышу, как тебя зовут. А ты не слышишь?
Нет. Но подозреваю, что это пока. И времени у нас не осталось…
– Послушай, – я присела, разглядывая ее. Что я знаю о детях? Они бегают. Кричат. Быстро растут и капризничают. Ими занимаются гувернантки и няньки… и дети растут. Эта, похоже, растет быстрее других, пусть и не телом. – Сегодня, возможно… я уйду и не вернусь. Тогда ты скажешь своей матушке, что вам нужно уходить. Ничего здесь не берите, просто уходите. Запомни адрес…
Я повторила трижды, и девочка кивнула.
– Хорошо. Я оставила этому человеку распоряжения. У вас будет дом. И деньги, которых хватит, чтобы жить…
…а еще Аарон Маркович оформит опекунство. Дядюшка, чувствую, не слишком обрадуется, но долг исполнит,и значит, ни до Рашьи, ни до детей никто не доберется…
– Ты подрастешь и пойдешь учиться. Обещай.
– Обещаю, – ответила она.
И я поверила. А малышка добавила:
– Дом говорит, что у тебя все получится.
Хотелось бы…
– Знаешь, – Вильгельм посторонился, пропуская меня в кабинет. – Даже не могу сказать, поздравить его, или посочувствовать…
Ради этакого случая он облачился в строгий костюм того глубокого темно-зеленого цвета, который людям несведущим кажется почти черным. Блестели запонки и глаза. Удавка галстука прочно сжимала шею, и Вильгельм то и дело просовывал под нее пальцы, однако избавиться вовсе не спешил. Почему-то я не удивилась, обнаружив в гостиной белые розы – наверняка, Гюнтер постарался, – и Монка, который в отличие от роз был растрепан и выглядел не по-праздничному мрачным. Свет его дрожал, грозя погаснуть в любой момент, а тело… тело, сдается мне, вскоре не выдержит силы божественной благодати.
– И то,и другое.
Жених выглядел подозрительно довольным. Нет, я понимаю, что счастье, оно такое… с привкусом безумия. Да и… я ведь сама предложила. А он согласился. И все вокруг поддержали… и есть ли в этом смысл?
– Я позволил себе принести, – Гюнтер с поклоном протянул поднос, на котором виднелась маленькая бархатная коробочка. – Ваша матушка как-то посетовала, что вынуждена была принять родовые артефакты Вирхдаммтервег, тогда как ее род имел собственные…
Два кольца… Два треклятых кольца из лунного серебра. Красивые, чего уж тут. Широкие ободки, на которых вьются то ли узоры,то ли руны, складываясь в сложное заклятье древнего языка. Надо же… а ведь я совсем ничего не знаю про род матушки, кроме того, что этот род не помог. …или помогать было некому?
– Благодарю, – я протянула коробочку Диттеру, надеясь, что у него хватит здравого смысла не перечить. В конце концов, потом купит мне другое колечко… если доживет.
Наверное, он подумал о том же.