Счастливые были эти годы: каждый день – открытие.
Куриный кубик «Галина Бланка». Мы со школьными подружками учимся его варить. Аня читает инструкцию: «Вскипятить в кастрюле три-четыре литра воды». На самом деле там написано «три четверти литра воды». Бульон получился практически яичный (тот, который остается от варки яиц). Бабка Нина приходит с работы с подругой, они едят и нахваливают: «Девочки вкусный суп сварили». И хохочут.
В другой раз я «попалась на наркотиках». А дело было так. Я пришла из школы голодная. Порылась в холодильнике – пусто, ничего не куплено. Нашла булку и решила выпить чаю. А чая тоже нет. Нашлась испитая заварка в заварочном чайнике. Недолго думая, я ее вывалила в кофейник, залила водой и поставила на газ. Заварочка хорошо прокипятилась, появился цвет, вкус и запах. Сижу, чаёк попиваю. Возвращается бабка Нина с работы. Глядь, а в кофейнике – чифирь! Она начала расследование: «Зачем ты пьешь чифирь?». А я и не знаю, что такое чифирь, делаю «баранье выражение лба» и ухожу книжку читать.
В третий раз бабка Нина купила кусочек финского сервелата, она ждала гостей. Опять же, я прихожу из школы: «О! Колбаска! Дай попробую». И так попробовала, что от сервелата остался лишь хвостик. Нормальные люди едят сервелат тоненькими ломтиками, но мне-то откуда об этом знать? Пришли гости, а у нас в холодильнике – хвостик от сервелата.
Бабка Люся
Пока я жила на Боровой, мы практически не встречались с бабкой Люсей. Дело в том, что между моими бабками был давний конфликт. Я даже не знаю, из-за чего.
Однажды бабка Люся приезжала в нашу квартиру, но и тут они разругались. Из-за ерунды – из-за кастрюль. У нас на полочке стояли три красивые голубые кастрюльки (сейчас осталась одна, как память о бабке Нине), мы в них не варили, а держали для красоты. А бабка Люся приехала, ходила-ходила и решила в одной из этих кастрюлек вскипятить воды. И они с бабкой Ниной поскандалили. Через пятнадцать минут гостья уже хлопала дверью и кричала: «Ноги моей здесь не будет! Буржуи!»
Бабке Люсе восемьдесят лет. Она уже не могла ездить на рынок, едва ходила в магазин, но в город ехать не хотела. Все твердила, что желает умереть в своем доме в Горелово. И к врачам не обращалась, потому что боялась умереть в больнице.
Я к тому времени уже могла ездить по всему городу самостоятельно. У меня был льготный (бесплатный) проездной на все виды городского транспорта, так как я считалась ребенком из многодетной семьи.
И вот как-то зимой я собралась к бабке Люсе.
Около дома лежала здоровенная куча нерасколотых осиновых дров, в доме было не топлено, а сама старушка лежала ничком на тахте в ватнике под двумя одеялами.
Ей было не расколоть дрова, хотя в прошлый раз, когда я ее видела, бабка Люся со своей щуплой фигуркой еще шустро бегала по огороду.
Дрова замерзли и были как каменные.
Мы разломали несколько ящиков, в которых раньше зимовали луковицы гладиолусов, и затопили круглую закопченную печь. Заварили чай.
Я смотрела на бабку Люсю: в свои восемьдесят она не седая – каштановые волосы обрамляли строгое морщинистое лицо. Она рассказывала – в последний раз.
Зимой в Питере рано темнеет. Я уехала домой. На прощание бабка Люся сказала: «Легкие у меня плохие. Совсем дышать нечем».
Но легкие ни при чем. У бабки Люси к тому времени было больное сердце. Ей оставалось жить несколько лет.
04.05.2015 года
Замечательное дело – майские праздники! Я пишу и пишу.