Стол, за которым сидела Сулла был пуст. Василика выглядела искренне огорченной. А вот Уолтер и Хенрик испытывали немного другие чувства.

— Она… улетела? — тихо спросил Хенрик.

— Надеюсь она просто не дождалась кофе.

— Настоящая чародейка подожгла бы стойку, если бы о ней забыли.

— Но ведь мы оба видели, как она колдовала, Хенрик, — напомнил ему Уолтер об их общей лжи.

…

Мия появилась в пабе в семь часов вечера, точно как и обещала в последней записке. Мия играла на скрипке, и консерваториям и театрам предпочитала улицы и пабы..

Когда Уолтер после знакомства с Мией попытался вспомнить ее лицо, ему с трудом это удалось. В ней было слишком много деталей, которые отвлекали. Уолтер слышал, что она жила с Идущими и переняла немало их привычек.

Мия была яркой. Ее яркость балансировала на грани вульгарности, но на памяти Уолтера ни разу не пересекала ее. Мия любила пышные юбки до колен, никогда не носила корсетов, лишь иногда в угоду моде заменяя их широкими поясами или жилетами. Она любила блузки с широкими рукавами и надевала невероятное количество браслетов и колец, но Уолтер ни разу не видел на ней бус или ожерелий. Волосы она не красила, оставив им простой темный цвет. Зато она любила птичьи перья. Их она вплетала в косы, иногда так густо, что становилось не видно волос.

И за всеми этими побрякушками и пестротой Уолтер не сразу обратил внимание на ее лицо. Но когда обратил, уже не смог забыть. Мия была бледной, с едва заметными веснушками. Острый подбородок, высокие скулы — именно к таким лицам он привык на Альбионе. Но таких глаз, как у Мии, не было ни у одной из альбионских аристократок. Зеленые у зрачка, они становились почти голубыми к ободку. «Как морские волны», — с восторгом думал Уолтер.

Впрочем, насколько он знал, Мия была из тех женщин, в которых постоянно кто-то влюбляется, и не из тех, кто отвечает взаимностью. Никто даже в портовом пабе, эпицентре сплетен, не знал, был ли у нее хоть один роман. Уолтер не хотел себе признаваться, но особенное удовольствие ему приносили мысли о том, как его отец отреагировал бы на подобные симпатии.

— Уолтер! Как настроение? Мы сегодня будим в душах лучшее силой искусства? — широко улыбнулась она.

— Я думаю, мы сегодня играем так, чтобы людям было не стыдно, что они не всегда хотят лучшего, — улыбнулся в ответ Уолтер.

Мия рассмеялась и протянула ему руку. У нее была маленькая и горячая ладонь и сильное, почти мужское пожатие.

— Значит, мы играем и поем сегодня про алкоголь, море и девок? — уточнила она.

— Про все, что здесь свято. Забыла, что мы еще проявляем антипатии к правительству, рассказываем про нашу общую нелегкую долю и воспеваем милых барышень, ждущих на берегу.

— Отлично, это я люблю! Хенрик, дорогой мой, здравствуй! Уолтер говорит, что мы сегодня поем матросские песенки, бранимся и похабничаем. Мне для этого нужен грог, только лей побольше рома!

— Ты, Мия как всегда очень мила, — добродушно проворчал Хенрик, ставя в горячий песок глиняный кувшин.

— Что поделать, родители дали мне хорошее образование и выучили играть на скрипке, но совсем забыли привить изысканные манеры.

Мия села за стойку, и тут же перегнулась через нее, принюхиваясь.