Ее высокая прическа слегка растрепалась и потеряла часть своих перьев. На щеках появились красные пятна, особенно заметные на бледном лице, а глаза лихорадочно блестели.

— Кажется, ты сама не хочешь заканчивать, — улыбнулся ей Уолтер.

— Я всегда ухожу раньше, чем мне захочется, — задумчиво отозвалась Мия, и от ее слов повеяло странной тоской.

— Тогда… мы похабные песенки пели?

— Пели, — кивнула Мия, забирая у Хенрика одну чашку кофе и подвигая вторую к Уолтеру.

— Спасибо. Еще мы пели про алкоголь, про то, какое у нас паршивое правительство, про море, про работу, снова про алкоголь…

— И снова похабные песенки.

— Это была твоя идея!

— Все мои идеи удачны, — промурлыкала Мия и, прищурившись, отпила кофе.

Одна из последних песен, чьи аккорды ко всеобщему восторгу взяла Мия, считалась неприличной даже для портовых пабов.

— Хорошо… Кого мы забыли?

— Милых барышень, ждущих на берегу, — зевнула Мия.

Кофе у Хенрика выходил совсем не таким, как у Уолтера. В чашке было нечто черное, густое, приправленное алкоголем и перцем. Один глоток согревал изнутри и возвращал ясность мыслей.

— Тогда побудь милой барышней, а я тебе подыграю, — предложил он, поднимая чашку.

— Идет. Надо же иногда вспоминать, как это делается.

Мия залпом допила кофе и развернула стул к залу.

Уолтер, подумав, взял первые аккорды баллады.

— Одной безлунной ночью, когда спала луна,

Лежала я в каюте и мысль мне пришла,

Пускай мое сознание вдаль заберет мой сон,