Решив срезать, она поехала через Палисады, угрюмое гетто, куда стекались человеческие отбросы — наркоманы, пьянь, сумасшедшие. Полиция тут не показывалась даже днем. Дома стояли с заколоченными ставнями, стены были исписаны граффити, на мостовой валялся мусор, горы мусора. Попадались люди, в серых потемках едва различимые тени горбились на ступеньках или куда-то брели. Тип в долгополой шинели на голое тело попытался остановить ее. Белка нажала на клаксон и прибавила газ. Тип отскочил, долго матерился вслед, под конец неожиданно точно влепил пустой жестянкой в заднее стекло.
Кончились Палисады, дорога пошла через пустырь, потом покатилась мимо заброшенной фабрики, где когда-то, в другой жизни, работал ее отец. Черный корпус фабрики отодвинулся, как гигантский занавес, и из ночи, сияя и грохоча, выплыл луна-парк. Сквозь разудалую мелодию долетал истошный визг катающихся — хором орали падающие в «Башне смерти», отдельные женские вопли доносились с качелей «Седьмое путешествие Синдбада», тонко визжали дети на карусели «Русалочка».
Белка остановилась у шлагбаума. Высунувшись в окно, набрала код. Полосатая рука шлагбаума не двинулась. Белка набрала еще раз, медленно вдавливая каждую цифру. Тот же эффект. Она подала назад, остановилась.
— Давай! — крикнул сукин сын в ее голове. — Жми!
Белка хладнокровно утопила педаль газа. Колеса взвыли, плюясь щебнем. Шлагбаум разлетелся в щепки.
— Ну ты даешь! — похвалил сукин сын. — Высший класс!
Не оглядываясь, Белка прибавила скорость.
Саламанка был тут. Его мордатый «Лендровер», мерцая черным лаком, стоял у самого входа в контору. Белка, обогнув здание, въехала в тень трансформаторной будки и выключила мотор. Ее восхищало хладнокровие, с которым она действовала — определенно, тот сукин сын, с которым она сейчас делила тело, знал свое дело туго.
Она подошла к «Лендроверу», к хромированной решетке радиатора был прикручен номерной знак, вместо цифр там были буквы — «El Dios». Водительское окно, тонированное до черноты, было наполовину приспущено. Белка взялась за ручку, та мелодично клацнула, и дверь плавно раскрылась. В салоне зажегся янтарный свет. К зеркалу был привязан шнурок, на котором болталась деревянная фигурка Девы Марии, по-деревенски расписанная пестрыми красками. Из замка зажигания торчали ключи.
49
Саламанка говорил по телефону. Он сидел в директорском кресле, вытянув ноги и уперев каблуки сапог в край письменного стола. Их острые носы, украшенные серебряной чеканкой, хищно торчали вверх, к подошве одного прилип яркий клеверный листок, точно тайный знак.
Он говорил по-испански, услышав шум, удивленно вытянул шею. В дверях стояла Белка. Он узнал ее не сразу, узнав, нажал отбой, кинул телефон на стол.
— Не может быть… — медленно проговорил он. — Моя русская донна…
Белка не ответила, она стояла в дверях, держа в руке корзину из плетеных ивовых прутьев.
— Не может быть… — Его тонкие губы растянулись в улыбку. — Новая стрижка, новый стиль… Любопытная татуировка. А что в корзине?
Белка молча подошла, поставила корзину на стол. Прямо перед подошвами его сапог.
— Подарок? Мне? — Он попытался дотянуться, но ему стало лень, он снова откинулся в кресле и, сделав плавный жест ладонью, начал мечтательным голосом:
Он прервался и посмотрел ей в глаза, строго и жестко:
— А я подумал, что ты мстить пришла. Нет?
Белка выдержала взгляд.