– Рождество пахнет пряностями, вкусностями… и холодом, – отвечал Джонни, мягко накрывая ладонями ее раскрасневшиеся от ветра щеки.

Тепло и нежность, которыми он ее окружал, стали последней каплей, и Мэгги чуть слышно застонала, едва сдерживая рыдания.

– Как же чудесно! Я думала, что превращусь в ледышку, пока доеду до школы.

Джонни потер ладонями ее руки от кистей до плечей, пытаясь ее согреть, но Мэгги ахнула от резкой боли. Он тут же выпустил ее руки.

– Ай! Черт! Это все дурацкий ожог… – Мэгги отстранилась, стянула куртку, осторожно вытащила из рукава поврежденную руку. Обожженная кожа вспухла и ярко краснела, рана сочилась. Перед выходом Мэгги густо смазала ожог антисептиком, но не нашла большого пластыря, которым можно было его заклеить. Рука выглядела ужасно.

– Мэгги! – Джонни, вторя ей, тоже ахнул от неожиданности. – Что ты наделала, крошка? – Он протянул к ней руку и покачал головой, разглядывая безобразную язву на внутренней поверхности ее руки, чуть пониже локтя.

Мэгги склонила голову к плечу. От его нежных слов она залилась румянцем. Никто никогда не называл ее крошкой… никто, кроме Шада, но тот скорее стегал ее этим словом будто хлыстом. В устах Джонни слово звучало совсем иначе.

Джонни провел рукой над ожогом, а потом вдруг без предупреждения прижал свою правую ладонь прямо к саднившей ране. Мэгги вскрикнула, попыталась выдернуть руку, но Джонни крепко держал ее и, прикрыв глаза словно для молитвы, шептал что-то успокоительное. Боль от растревоженной раны огнем разливалась по телу. Мэгги сморгнула набежавшие слезы, прикусила губу, стараясь не разреветься.

Но, как ни странно, боль почти сразу стала медленно отступать. Она словно сосредоточилась в центре все уменьшавшегося круга, а потом наконец совершенно исчезла. Все заняло пару минут, не больше. Джонни медленно поднял руку, и Мэгги, не веря своим глазам, уставилась на блестящую тонкую кожицу, розовевшую там, где только что виднелся ожог. Теперь место ожога казалось чуть припухшим, а тонкая кожа слегка морщилась по краям, словно рану залечивали уже пару месяцев, но никак не пару минут. Рана исчезла, остался лишь шрам.

– Было очень больно? – И Джонни легко коснулся пальцами розоватого полукруга.

– Ты… ты все вылечил! – потрясенно выговорила Мэгги.

– Нет. Это сделало твое тело. Я только ускорил естественный процесс – по крайней мере, я именно так себе это объясняю. – Джонни пожал плечами и с довольной полуулыбкой снова оглядел результат своего труда.

– Но как? – Мэгги была изумлена не меньше, чем если бы увидела, как он идет по поверхности воды.

– Это свет и энергия. Чтобы вылечить рану, нужно и то и другое. Я не знал, получится ли у меня, но подумал, что попробовать стоит. Я просто сосредоточился на том, чего хотел добиться, представил себе, как кожа быстро заживает, и через свою ладонь направил энергию на твой ожог.

– Ага. Ясно. Конечно.

У Мэгги кружилась голова. Но она решила, что нынешнее происшествие мало чем отличается от всего, что связано с Джонни, и потому ей не стоит даже думать об этом. Все в Джонни подпадало под категорию «принимай и не задавай вопросов». Так что Мэгги сунула новое чудо в воображаемый ящик, где уже хранились другие сотворенные Джонни чудеса, и заперла ящик на ключ.

– Но я не сумею так же легко справиться с этими темными кругами. – И Джонни провел пальцем по фиолетовым теням у нее под глазами, которые она так хотела бы скрыть. Голубые глаза Мэгги смотрели изможденно, измученно, в них читались тревога и тоска. – Ты выглядишь усталой. У тебя все в порядке?

Мэгги не хотелось рассказывать ему об обвинениях Шада, о разговоре, который состоялся у них накануне.

– Все более чем в порядке. – Так оно и было теперь. В тот самый миг, когда она этим утром вошла в школу и увидела Джонни Кинросса, все в ее жизни встало на свои места.

Джонни немного помолчал, пристально глядя на нее, а потом вздохнул, поняв, что больше ничего из нее не вытянет.