Бабушка Маринэ говорила и говорила, а Ильяса слушала и не слышала. Устало смотрела прямо перед собой. Потом встала, вымыла руки, сбросила с плеч куртку и сняла с крючка фартук. Повязала вокруг талии.

– Дай я, – отодвинув бабушку, сама принялась месить тесто.

Мягкое и податливое, гладкое, словно кожа младенца.

Бабушка Маринэ только руками всплеснула, рухнула на стул, не веря своим глазам.

– Ильяса! Ты ли это? – прошептала она. – Ты же всегда сторонилась женской работы, словно оскорбляла она тебя.

Ильяса рассеянно кивнула и улыбнулась.

– Спой мне… Помнишь песню о девушке, которая любила парня, а отец решил выдать ее за другого?

– О Росинке?

Ильяса снова улыбнулась, пробормотала:

– На самом деле ее звали Андалиб… И она любила могучего воина Авара. Но им не суждено было быть вместе – ни в этом мире, ни в другом…

Ильяса тихо заплакала. Маринэ подошла к девушке со спины, обняла за плечи:

– Что случилось, милая?

Ильяса перестала месить тесто, выпрямилась:

– Знаешь, бабушка Маринэ, давно ли Мансур моей руки просил?

Бабушка растерялась:

– Да последний раз – аккурат перед поездкой этой твоей… Ты его прогнала, вот это и был последний раз. А что?

– Скажи ему… пусть снова приходит. Со сватами… Я «да» скажу. И всех четверых его заберу, матерью им хорошей стану.

Бабушка Маринэ посмотрела на девушку с подозрением, дотронулась до девичьего лба:

– Здорова ли ты? Трое детей у Мансура, трое… Совсем уработалась.

Ильяса засмеялась и покачала головой: