Она ни на что не надеялась. Но, заметив, как с губ Берендея слетела черная змейка и заползла в склянку, быстро ее захлопнула. С Берендея чешуей спадала угольно-черная копоть, словно корка, а лицо приобретало привычный цвет, волосы снова стали золотисто-рыжими. Открыв глаза, парень настороженно огляделся – на небо, на ущелье, посмотрел на Катю:

– Я все пропустил, да? – Он порывисто сел, брезгливо стряхивая с ладоней остатки черной пыли.

– Я надеюсь, ты мне поможешь спасти остальных, – Катя перевела взгляд на Ярославу.

Та лежала неподалеку, все еще без чувств. Ее голову поддерживала Ильяса, беспомощно озиралась по сторонам и плакала. Губы шептали молитвы, но даже они не действовали против следов морока. Катя поторопилась к ним. Одежда на Ярославе почти истлела. Кожа девушки почернела и взбугрилась, будто от страшных ожогов. Плоть, серая, неживая, отмирала и, обращаясь в прах, медленно исчезала. На кончиках волос темнели почерневшие язычки.

– Ярушка! – тихо позвал Берендей и сел рядом с ней. Дотронулся до плеча, погладил тлеющие волосы – прядь осыпалась в его руках, оставив на кончиках пальцев угольно-черные пятна. Он простонал: – Ну как же так, я же всё на себя взял…

Шумно шмыгнул носом и спрятал лицо, вытерев скатившиеся по щекам слезы плечом.

«Ярушка – смертная», – повторяла себе Катя, надеясь, что сможет помочь подруге.

Затаив дыхание, плеснула мертвой воды на почерневшие раны, омыла лицо и лоб Ярушки. Прошептала:

– Мертвое оберни.

Тление прекратилось. Короткий, словно последний, вздох. Ярослава замерла. Ресницы дрогнули.

Катя зачерпнула воды из другого кувшина, поднесла к губам Ярушки:

– Живое возверни.

«„Возверни“, – так сказала бы Могиня», – подумала Катя и улыбнулась.

Она застыла в ожидании, но ничего не происходило. Ильяса дотронулась до шеи девушки, пытаясь нащупать пульс. Не найдя, посмотрела на Катю и покачала головой.

– Она мертва.

Берендей, взяв руку Ярославы, обхватил ее своими ладонями. Склонив голову над телом любимой, тихо запел:

– Словно ветер голос мой, он отправится с тобой, унесет за россыпь гор, стану я живым с тех пор.

Его голос, высокий и сильный, переливался в утренних лучах, искрился и будто становился живым: вокруг него клубился золотистый туман, собираясь тонкими и хрупкими ручейками, окутывая переплетенные пальцы Ярославы и Берендея.

Катя смотрела на посох во все глаза: теперь он говорил на незнакомом ей языке, слова слетали с губ золотыми нитями, укладывались узором на лоб и губы Ярославы, на шею и грудь. Когда Берендей замолчал, Ярушка оказалась покрыта этим золотым узором, словно коконом.

Юноша перевел взгляд на Катю: