— Да ты, лейтенант, философ, — удивился Андрей.
— Два курса политехнического закончил, до того как призвали, — ответил Егорцев.
Андрей с удивлением посмотрел на своего охранника. А лейтенант то оказывается — не так прост! Не из выслужившихся костоломов, а из призванной интеллигенции. И образование не рядовое для энкавэдэшника. Промелькнули в голове у Андрея подобные мысли, но тут же всплыли другие. А почему он решил, что в НКВД работали только тупые громилы?
Из воспоминаний творческой интеллигенции, которая активно и старательно стучала в этот самый НКВД друг на друга, писала доносы километрами, преданно озвучивала любое желание власть предержащих. А чаще всего даже не желания, а прозрачные намеки, которые в устах этой интеллигенции приобретали законченность и стройность. А под старость у них вдруг проснулась совесть и им захотелось поговорить об этом. Но вместо того, чтобы покаяться в своих грехах, настоящий интеллигент всегда найдет виноватых в том, что он совершил подлость. Вот и оказались работники НКВД, все поголовно, кровожадными бессердечными чудовищами.
Андрей не любил интеллигентов, хотя сам и был им, то ли в пятом, то ли в шестом поколении. Жизненный опыт научил его, а война в Чечне подтвердила, что из интеллигентов получаются хорошие собеседники, но хреновые друзья. На второй год этой бессмысленной войны он однажды набил морду одному из своих шапочных знакомых, оказавшемуся в их части в качестве корреспондента какого-то "демократического" листка, за что и был досрочно, до окончания контракта, уволен. Этот мудак с чувством превосходства, хорошо поставленным голосом поучал вернувшихся из рейда пацанов, что их служба является уголовным преступлением, что самое лучшее для них немедленно перебежать на сторону врага. Пацаны, притащившие из рейда двух раненых товарищей, скрипели зубами, но под строгим взглядом замполита, которому хотелось перебраться подальше от этих опасных мест, молчали. Случайно забредший на эту лекцию, Андрей узнал в корреспонденте дальнего родственника своей матери, радостно поприветствовал его и тут же получил отповедь "о недопустимости интеллигентному человеку опускаться до уровня "тупой боевой гориллы". Вещал все это корреспондент с пафосом, с презрительным взглядом осматривая погоны прапорщика на плечах Андрея. За что и получил немедленно в морду, да не один раз. Кинувшийся на помощь московскому гостю замполит "случайно" зацепился за чей-то сапог и растянулся на полу, также "случайно" на него упала пара стульев. К тому времени, когда он сумел придти на помощь, высокий московский гость, представитель новой российской демократии, уже щеголял побитой мордой, наливающимися синевой синяками под глазами и почему-то имел на заднице несколько отпечатков от подошв, хотя Андрей ногам волю не давал. Вой по этому поводу в демократической прессе продолжался несколько дней. С каждым новым репортажем увеличивалось количество "негодяев, избивавших представителя демократической прессы", для каждого телешоу старательно подрисовывали, сошедшие к тому времени синяки. После каждого такого представления благодарные офицеры их части, и не только их, поили Андрея водкой, "за храбрость и решительность при защите товарищей от врагов нашей Родины". Фраза была взята из официального наградного листа, выданного Андрею после этого случая командиром их бригады. Конечно, официально награждение было дано за боестолкновение с бандитами, произошедшее на три дня раньше, но все в бригаде, до последнего кашевара, знали об истинной причине благодарности. Жаль только, что полковники в армии оказались гораздо порядочнее генералов. Получив от полковника орден, приказом вышестоящего генерала прапорщик Банев был уволен в запас.
"А жизнь, оказывается намного сложнее, чем мы еe себе придумали!" — Думал Андрей двигаясь вслед за лейтенантом сопровождения по коридору. — "Вот и еще одно подтверждение, в лице лейтенанта Егорцева, ошибочности представлений позднего времени об карательных органах". Позади него шел Егорцев с интересом осматривая кремлевские коридоры, в которых он оказался впервые. Их провели в большой зал, показали места в последнем ряду. "Все правильно", — подумал Андрей, — "такая мелкая сошка и должна сидеть последней, странно, что вообще сюда запустили". Они с Егорцевым с интересом вертели головами. Андрей узнал Жукова, Шапошникова, Ворошилова и Буденного, догадался о личностях еще некоторых генералов, портреты которых он когда-то видел. Труднее было с несколькими гражданскими, которых он не знал, за исключением Молотова и Калинина. Егорцев, наклонившись к нему, стал объяснять кто есть кто, но и ему были известны только высокопоставленные партийные деятели.
Вскоре приоткрылась дверь, все встали, в зал вошел Сталин с неизменной трубкой в правой руке, левую наполовину парализованную он прижимал к телу. Когда он сел на свое место, была дана команда садиться. Генералы и маршалы расселись вокруг стола, во главе которого был Сталин, сопровождающие их офицеры обосновались во втором ряду стульев. Андрей с Сашкой, как и еще несколько человек с петлицами попроще, в третьем, но как они успели заметить младше их по званию никого не было. Андрей пытался понять, зачем Сталину понадобилось его присутствие на столь представительном собрании. В голову ничего не приходило и он бросил придумывать объяснение и приготовился слушать.
Докладчиком был Шапошников. Он рассказывал о проведенных в первом полугодии сорокового года реформах в Красной Армии, принятии на вооружение новых типов вооружений. Обрисовал проблему формирования новых частей. Сталин только кивал, выслушивая вновь назначенного на эту должность, на другой день после первого разговора с Андреем, начальника Генерального штаба. Спокойно выслушал он и Жукова, который в своей обычной напористо-агрессивной манере докладывал о положении дел в Киевском Особом военном округе. Доклад командующего Западным Особым военным округом генерал-полковника Павлова вызвал у него уже не такую благожелательную реакцию, пару раз он бросил на него недовольный взгляд. Генералы насторожились, хотя Сталин пока молчал. Докладывали также командующие Одесского, Закавказского и Дальневосточного военных округов. Внутренние и другие приграничные округа о состоянии дел на своей территории на этот раз не докладывали.
— А как у нас с введением новых образцов вооружений, товарищ Кулик? — после непродолжительной паузы, позже окончания последнего доклада, спросил Сталин.
— Каких именно, товарищ Сталин? — подскочил со своего места маршал Кулик, курировавший внедрение новых образцов вооружения.
— Нас интересует производство новых танков КВ и Т-34. — Ответил Сталин. — Что предпринято для начала их массового производства.
— Товарищ Сталин, отзывы об этих танках, особенно Т-34, поступившие в наркомат обороны, не очень благоприятные. — Осторожно начал маршал. — Отмечены плохой обзор, теснота в башне, есть и другие недостатки. Поэтому с производством танка Т-34 наркомат решил повременить.
— Товарищ Кулик, почему-то решил, что он может принимать решения за Политбюро. — Сталин раздраженно посмотрел на него, окинул взглядом генералитет, все затихли, ожидая дальнейшего развития событий. — Если у боевой техники есть недостатки, их надо устранять, а не запрещать производство самой техники. Скажите нам, товарищ Кулик, что вы предприняли для устранения названных недостатков?
Маршал Кулик вытянулся по стойке смирно, не сводил взгляда со Сталина, который поднялся со своего места и начал ходить вдоль стола. Генералы напряженно ждали продолжения его слов.
— Товарищ Кулик молчит, потому что он ничего не сделал для исправления недостатков. Товарищ Кулик решил, что проще запретить производство новой техники. Почему до сих пор не начато массовое производство пистолетов-пулеметов? Что вы хотите сказать, товарищ Кулик? Что пистолет-пулемет Дегтярева сложен в производстве? Значит надо разработать новый, который будет больше подходить для массового производства.
— Подобную работу можно будет выполнить только к концу этого года, товарищ Сталин. — Ответил маршал Кулик.
— А кто вам сказал, товарищ Кулик, что мы можем ждать? — Сталин остановился напротив него, посмотрел внимательно ему в глаза. — А если завтра начнется война? Чем мы будем воевать, товарищ Кулик? Вашими отчетами и отзывами? Современная война очень быстрая, времени на раскачивание у нас не будет. Готовиться к ней нужно уже сейчас, а не когда она начнется.
Сталин прошелся вдоль стола, раскурил заново погасшую за это время трубку, подошел к своему месту. Окинув взглядом сидящих генералов он продолжил:
— Если мы не хотим проиграть войну, начинать к ней готовиться нужно уже сейчас. Первое. Нужно начать массовое производство танков Т-34. Даю вам, товарищ Кулик, месяц на развертывание работ. Танк пока выпускать таким, какой есть, но сразу начинать работы по устранению недостатков. Подключить к его производству все заводы, которые могут это делать. Не только Харьковский, но и Сталинградский и Челябинский тракторные заводы. К началу мая следующего года должно быть изготовлено не меньше двух тысяч танков. Увеличить также и производство тяжелого танка КВ. Второе. Мы поторопились с расформированием танковых корпусов. Как показывает опыт войны в Европе, такие корпуса необходимы. Но нужны и механизированные части. Поэтому, танковые корпуса нам придется создавать заново. Для их формирования использовать танки новых моделей. К тому же сроку необходимо создать не менее десяти танковых корпусов, по три танковых и одной механизированной бригаде в каждом корпусе. У кого-нибудь есть возражения?
За столом стояла мертвая тишина, желающих возражать вождю не нашлось. Наоборот лица сидящих за столом генералов светлели от радости, наконец-таки Сталин перестал слушать Кулика, от которого вреда для перевооружения армии было намного больше, чем пользы.