Мата Хари, однако, не был потрясена и сохранила спокойствие: «Вы совершаете ту же ошибку, что и капитан Ладу, когда он утверждал, что я агент АФ-44 из Антверпена, или англичане, принявшие меня за Клару Бенедикс. Вы просто принимаете меня за кого-то другого. Где-то тут скрывается ошибка. Капитан Ладу и англичане тоже думали, что у них есть все доказательства. Но факты заставили их передумать. Я еще раз утверждаю, я не по собственной инициативе и не в собственных интересах пришла на Бульвар Сен-Жермен». Действительно, разве могла она тогда предполагать, что встреча с Ладу приведет ее к смерти?
Но Бушардон продолжал выкладывать козыри: «Я должен сказать вам, что у нас есть полный текст одной радиограммы, которую фон Калле отправил 13 декабря в Берлин и которая достигла своего места назначения. И вот что там сообщается:
„Агент Х-21, относящийся к центральному информационному бюро в Кельне, в марте отправлена во второй раз во Францию и прибыла туда. Она притворилась (или: он притворился), что примет предложение по оказанию услуг французскому разведывательному бюро и в его интересах выполнит пробное задание в Бельгии. Она хотела прибыть из Испании в Голландию на борту корабля «Голландия», но была 11 ноября арестована в Фалмуте, потому что ее приняли за кого-то другого. После того, как ошибка была обнаружена, ее вернули в Испанию, потому что англичане по-прежнему считали ее подозрительной“.
Это же вы, не правда ли? Вы же сами добровольно и во всех подробностях описали нам ваши злоключения в Англии, чтобы ваше отождествление с агентом можно было считать абсолютно точным. Если вы это лицо, то вы и агент Х-21. Только не пытайтесь рассказывать мне, что вы лишь обманывали фон Калле, разыгрывая перед ним вашу принадлежность к агентуре немецкой разведки, и выдумали ваш кодовый номер. Фон Калле, естественно, не упустил бы возможности проверить эти сведения по линии своей организации. 23 декабря 1916 года он получил инструкцию о выплате Х-21 трех тысяч франков. Но вы потребовали за информацию десять тысяч франков. Какую информацию передали вы фон Калле, которая была настолько высоко оценена Берлином, чтобы вам выплатили пусть и не желаемые десять тысяч, но все-таки три тысячи франков? Ведь фон Калле заплатил вам 3500 песет и информировал об этом Берлин 26 декабря 1916 года».
Мата Хари резонно возразила: «В Испании полно немецких агентов. И в каждой телеграмме могут быть ошибки. Возможно, фон Калле хотел разузнать, кто я такая и каких людей знаю. Возможно, он подкупил служащих отеля „Ритц“, чтобы они просматривали мою почту и собирали обо мне сведения. Кроме того, некая госпожа Блюме тоже была арестована на борту „Голландии“. Она была немкой, приехавшей из Голландии. Правда, ее арестовали не на том рейсе, которым плыла я, а раньше (замечу, что в телеграмме говорится об аресте Х-21 в Фалмуте 11 ноября, а Мату Хари арестовали 13 ноября.
В ответ Бушардон заявил: «Нет ни малейшего шанса для какой-либо путаницы. Фон Калле говорит о Х-21, что ее служанка живет в Голландии и ее зовут Анна Линтьенс».
Но Мата Хари продолжала настаивать на своем: «Калле может говорить все, что он захочет. Может быть, он узнал об этом из моих телеграмм тем самым путем, на который я вам указывала. Если я отсылаю телеграмму, то не иду сама на почту, а отдаю ее портье в отеле. В любом случае, я не Х-21. Майор Калле не платил мне ни единого су. Три тысячи франков, которые я получила в ноябре 1916 года, и деньги, полученные в январе 1917 года, были от моего любовника, барона ван дер Капеллена».
Бушардон продолжил атаку, надеясь развить успех: «Вам стоило бы бросить ваши россказни о бароне ван дер Капеллене. Мы знаем, по каким каналам вам поступали деньги от немецкой разведки. У нас есть еще две радиограммы от фон Калле, от 26 и от 28 декабря. Первая гласит:
„Х-21 телеграммой через голландского консула в Париже потребует, чтобы ее горничной в Рурмонде были выплачены последующие суммы. Она просит вас сообщить об этом консулу Кремеру в Амстердаме“.
Во второй телеграмме сказано:
„Х-21 завтра прибудет в Париж. Она просит, чтобы сумма в 5000 франков была немедленно при посредничестве консула Кремера в Амстердаме и ее горничной Анны Линтьенс в Рурмонде переведена в Париж через голландского консула Бюнге и выплачена через «Комптуар д’Эскомпт»“.
Таким образом, 4 ноября 1916 года вы получили 5000 франков. Ту же сумму перевели вам 16 января 1917 года. К ним нужно добавить 3500 песет, выплаченные вам фон Калле в Мадриде. Всего вы получили от немцев за два с половиной месяца около 14 тысяч франков. Это, конечно, далеко не миллион, который вы так нагло пытались требовать у нас. Но размер этих сумм все-таки показывает важность услуг, оказанных вами немцам. Они доказывают также положение, занимаемое вами среди немецких шпионов. В любом случае, они также доказывают, что ваша горничная во всей этой игре исполняла роль посредницы и что все письма, которые она писала вам и в которых упоминала разные денежные суммы, которые якобы поступали к вам от барона ван дер Капеллена, были не более чем блефом и театром».
Но Мата Хари не сдавалась, хотя еще и не сознавала, что на кону – ее жизнь: «Я писала моей горничной из отеля „Ритц“ и даже отправляла телеграммы, в которых просила о деньгах. Я действительно любовница барона ван дер Капеллена. Он полковник 2-го гусарского полка и женатый мужчина. Он просил меня никогда не посылать ему писем или телеграмм с какими-то нежностями или просьбами о деньгах. В такой маленькой стране, как наша, все это быстро бы стало известно. Моя горничная – честная женщина, служащая мне уже восемь лет. Она знакома с моей интимной жизнью и всегда была посредницей между полковником и мной.
Когда я приехала из Виттеля, у меня было напряженное финансовое положение. Я просчиталась с суммой, которую взяла с собой из Голландии. А кроме того, капитан Ладу не заплатил мне ничего, зато задержал меня в Париже на месяц дольше, чем я собиралась оставаться перед отъездом в Голландию.
И что же подозрительного в том, что я попросила своего любовника прислать мне денег? Я не могу вспомнить, чтобы в разговоре с фон Калле упомянула хоть что-то, о чем говорится в телеграмме от 13 декабря. Вот о том, что я что-то говорила о греческой принцессе, я помню. Он говорил, что прилагаются усилия отлучить от престола Константина и посадить на трон принца Георга. Я только ответила, что кое-что читала о скандале, в котором была замешана греческая принцесса».
Получается, что об интриге с принцем Георгом фон Калле узнал еще до встречи с Матой Хари.
Бушардон продолжал зачитывать ей информацию, содержавшуюся в радиограмме фон Калле от 14 декабря и касавшуюся бельгийского шпиона Аллара, невидимых чернил и десанта в устье Шельды. Мата Хари возразила: «Я точно не говорила с фон Калле о разработке французами невидимых чернил. Что касается бельгийца Аллара, то я не думаю, что упоминала его в разговоре с фон Калле. Правда, я несколько раз говорила о нем в отеле „Ритц“ в Мадриде, где это могли слышать разные люди. О десанте в устье Шельды я не могла говорить по той простой причине, что ничего об этом не знала».
В ответ Бушардон заявил: «Для человека, предложившего свои услуги Франции, это очень странное поведение, когда вы открыто и в присутствии персонала отеля, о котором вы сами сказали, что он проявлял заметное любопытство, говорите о том, что некий Аллар – английский шпион».
С. Ваагенаар справедливо усмотрел очевидное противоречие в логике Бушардона: «Если это служило его целям, ход мыслей Бушардона всегда принимал странные формы. Утверждение Маты Хари, что фон Калле, возможно, подкупил служащих „Ритца“, чтобы те читали ее почту, он не принял на веру, даже посчитал это утверждение абсурдным. А возможность того, что те же самые служащие отеля могли бы сообщить фон Калле об упоминании Матой Хари имени Аллара как британского шпиона, была для него вполне приемлемой. Он не только с ходу принял ее, но даже воспользовался ею как одой из причин для последующей казни своей жертвы».
Капитан Бушардон настаивал, что будто бы переданная Мата Хари «информация о невидимых чернилах имела огромную важность», ведь это означало, что немцы узнают, что французы раскрыли состав и принцип использования их сверхсекретных чернил – открытие, которое французам не удалось сделать до 9 октября 1916 года, и это, как полагал Бушардон, было как раз за месяц до того, как Мата Хари выехала из Парижа в Испанию.