– Ладно, – сказал я. – Во сколько мой самолет?

Возникла долгая пауза, и они переглянулись. Ларс протянул мне конверт.

– Вот твой билет, – ответил он. – Отправление через час.

В моей жизни было немало ужасных дней, но этот остается одним из худших, наряду с днем, когда умер отец. Фактически от этой новости (увольнения из Metallica) мне стало еще больнее.

– Ладно, – сказал я. – Только не надо использовать мой материал.

Я говорил не про усилители и другое оборудование (понадобилось две недели, чтобы его доставили через всю страну мне домой), а про более ценное для меня. Более личное.

Мои песни.

Они одобрительно кивнули и затем медленно ушли. Решили, что на вокзал меня отвезет Джеймс, возможно, потому, что в группе он был моим самым близким другом. Мы забросили мои вещи в кузов грузовика и молча выехали из Куинса в сторону автовокзала. Когда ехали по городу, практически не сталкивались взглядами. За годы Джеймс культивировал образ жесткого и брутального парня, но я давно его знаю. Знаю, какой он в глубине души. Когда он подвез меня на автовокзал, у него в глазах проступили слезы. Нам обоим было больно.

– Береги себя, – сказал он.

– Ага.

Мы в последний раз обнялись, и я ушел к терминалу. Не оборачивался. Лишь когда сел в зале ожидания, осознал нечто важное: в кармане ни гроша. Ни цента. Меня ждала четырехдневная поездка на автобусе из Нью-Йорка в Калифорнию, и не было ни еды, ни воды – ничего. Лишь пакет с грязным бельем и гитара. Почему они не могли дать мне хотя бы несколько баксов – чтобы ноги не протянуть, – я не знаю. Может быть, им и в голову не пришло. Как бы там ни было, следующие четыре дня я побирался, как чертов бомж, стрелял мелочь и радовался любой бесплатной еде, которой меня угощали сидящие рядом пассажиры – пончики, пачка чипсов и т. д. И жалость ко мне проявил не один человек. Интересно, насколько добры могут быть те, кого совершенно не знаешь, когда им нет причины помогать тебе или доверять, а ты умираешь в муках похмелья и страдаешь от ломки, потому что не можешь позволить себе купить алкоголь, и от тебя воняет потом и перегаром. Но мир не без добрых людей, и в такие моменты понимаешь, что вера в человечность не умерла.

Не то чтобы в тот самый момент я смотрел на все с оптимизмом… или в течение достаточно долгого времени после этих событий. Спустя несколько часов дороги я сидел в хвосте автобуса, в животе бурлило, а голова раскалывалась. И на полу я увидел брошюру. Поднял и начал читать, просто чтобы убить время. Оказалось, что это листовка, автор которой – сенатор Калифорнии, Алан Крэнстон. Предметом обсуждения в основном являлась опасность распространения ядерного оружия. Одна строчка в тексте почему-то была выделена жирным шрифтом:

«Нельзя избавиться от арсенала мегасмертей[22](оружия массового поражения), и неважно, какие заключены мирные договоры».

Несколько минут я вертел эту строчку в раскалывающейся от боли голове – «арсенал мегасмертей… арсенал мегасмертей» – и затем почему-то, не знаю, по какой причине, начал писать. Одолжил карандаш и взял обертку от кекса, написал первый текст о своей жизни после Metallica. Песня называлась «Megadeth» (я убрал вторую букву «а»), и хотя она не попала ни на один наш альбом, зато послужила основой для песни «Set the World Afire» («Объять мир огнем»).

Тогда мне не пришло в голову, что Megadeth – использованный сенатором Крэнстоном, megadeath, относящийся к потере одного миллиона убитых в результате ядерной катастрофы, – может стать идеальным названием для трэш-метал-группы. Но, опять же, так далеко я не загадывал.

Хотелось всего лишь вернуться домой.

Это необычная фотография. Поспорив как-то с Дэвидом Эллефсоном, я стал вокалистом Megadeth в канун Нового года. Понятия не имею, что со ртом, но именно так начиналось мое рычание. Фотография сделана Харальдом Ойменом