— Чьи национальные? Какой нации?

— Той нации, к которой принадлежит здешний хозяин. Не все ли вам равно?

Викентий, бледный, веснушчатый парень, подал тарелку «бортша».

— А где же мухи? — спросил Гольт.

— Извините, сэр, сегодня мух не было.

— Врешь!

— Честное слово!

Джек подумал и заказал порцию и себе. Но заметил:

— Отчего вы не бьете здешнего хозяина также и за неряшливость?

— Не действует! — улыбнулся Гольт. — Это у него уж врожденное. Горбатого могила исправит!

«Бортш» оказался настолько вкусным, что Джек стал с жадностью поглощать его, уже не заботясь о том, какой он национальности и купались ли в нем пальцы мальчишки, ловца мух в «Аранджи».

Франк Гольт смотрел на него и посмеивался.

— Ну, а теперь поговорим о деле!

Они сидели друг против друга, положив локти на стол, почти лицом к лицу. В трактире было шумно, и разговор их никому не был слышен.

Гольт велел подать вина и усердно подливал Джеку в кружку. От горячей еды и от пива Джек разгорелся. Сладкое чувство животной теплоты, блаженного довольства и беззаботности наполняло его. Его собеседник казался ему великолепнейшим человеком. Джеку хотелось смеяться, шутить и говорить без конца.

Гольт, наоборот, был очень серьезен.

— Прежде всего, расскажите мне, кто вы, собственно? Я ведь ничего еще о вас не знаю! — сказал он.

Джек начал:

— Я был портовым рабочим в Нью-Йорке. Но больше работал по обслуживанию пассажиров: отнесешь багаж, сбегаешь по какому-нибудь поручению. Я, знаете, с детства ужасно люблю пароходы, и меня всегда тянуло потолкаться на палубе, забраться в каюту, побеседовать с матросами. Однажды я отнес на берег багаж какого-то старика-профессора и так понравился ему, что он пригласил меня служить у него приходящим лакеем. Это был профессор Коллинс… Вы, может быть, слыхали о нем?

Последнюю фразу Джек произнес довольно робким тоном. Он вдруг испугался, не повредит ли ему такая откровенность.