Книги
Мартирос Сарьян
Среди константинопольских работ Сарьяна прежде всего хочется отметить небольшую картину «Улица. Полдень. Константинополь», в которой всего несколькими очень интенсивными контрастными красками художник передал ярко-синее небо, какое бывает только на юге, ярко-жёлтую полосу освещённой южным солнцем узкой улицы, несколько таких же бликов на выступающих карнизах крыш и погружённые в тёмно-синюю тень фасады домов и тротуары. Тёмно-синими, почти чёрными силуэтами на светлом фоне улицы даны фигуры людей и нагруженный кладью ослик. Картина эта, как и другая — «Глицинии», которую художник написал из окна своей константинопольской комнаты, обратила внимание В. Серова, и по его настоянию обе картины были приобретены Третьяковской галереей. Так же лаконично и контрастно, но в светлой и тёмной коричневой гамме написаны «Константинопольские собаки». Почти силуэтно изображены лежащие на земле сонные собаки, которые становятся такими убедительно живыми, лишь стоит отойти на некоторое расстояние от полотна. «Фруктовая лавочка» — вся заставленная корзинами и стойками с фруктами, завешанная связками бананов. Написанная на основании карандашного наброска и зрительного впечатления, картина эта оставляет ощущение эскиза. В другой небольшой картине — «Мулы навьюченные сеном» — передана уличная сценка, в которой живо запечатлено движение двух животных, его ритм.
В следующем, 1911 году Сарьян совершает уже более дальнее и более продолжительное путешествие — в Египет. Обосновавшись в Каире, художник совершает поездки вглубь страны. Наняв гида, он едет по железной дороге на юг, в Асуан, посещает Эдфу, Луксор, Карнак, осматривает знаменитые пирамиды. Однако, как ни сильны его впечатления от выдающихся памятников Египта, не они остановили внимание художника. Каир, с его пышной арабской архитектурой, оставил Сарьяна совершенно равнодушным и почти выпал из поля зрения художника. Его внимание привлекают деревушки арабов и феллахов, с их глинобитными кубической формы домиками, отдалённо напоминающие армянские деревни. Художник пишет голый, выжженный солнцем египетский пейзаж — «Пустыня. Египет». В залитом лунным светом «Ночном пейзаже», исполненном всего несколькими красками — голубой, синей и чёрной, он удивительно верно передаёт ощущение южной ночи.
В отличие от константинопольских работ в египетских больше внимания уделяется людям. Если в первых фигуры никогда не занимают значительного места в картине, то среди египетских работ есть такие, в которых внимание художника сосредоточено в первую очередь на людях, а пейзажу отведено второстепенное место. К последним относятся: «Утро у феллахов», «Египтянки», «Идущая женщина» и др. Но в изображении людей художник не идёт далее того, что может дать лишь внешнее восприятие. Метко схватывается общий абрис фигуры, передаётся движение, манера держаться. Художник пользуется несколькими контрастными цветовыми сочетаниями. В «Идущей женщине» одним ко- ричневым цветом тёмного загара написаны лицо, руки и ноги женщины, сплошным синим — её платье, чёрным — поднос, который она несёт; не менее лаконичен по цвету пейзаж — ярко-зелёный куст агавы на лимонном фоне неба и гладкая коричневого цвета земля, перебиваемая синими тенями. При близком рассмотрении всё изображённое кажется схематичным и плакатным, но на известном расстоянии фигура и куст оживают.
Одна из наиболее значительных картин, написанных Сарьяном под впечатлением поездки, — «Финиковая пальма. Египет», в которой в очень выразительной и своеобразной композиции переданы природа и быт страны. С присущим художнику лаконизмом написана громадная финиковая пальма с оранжево-красным стволом. Широко раскинув свою тёмно-зелёную листву на фоне голубого неба, она занимает почти всю верхнюю половину картины. В нижней части слегка намечены охристые и розовые крестьянские глинобитные домики с двумя сидящими перед ними фигурами и едущий на белом ослике египтянин; справа, впереди, крупным планом показана голова шествующего верблюда. Как в «Финиковой пальме», так и в ряде других египетских и константинопольских картин художник, не превращая их в жанр, выходит за рамки пейзажного решения, синтезируя свои впечатления, полученные от поездок в Египет. Несмотря на то, что в этих работах Сарьян, по сравнению с константинопольскими, больше внимания уделяет людям и быту, отношение художника к изображаемому остаётся принципиально тем же. Он верно передаёт природу, метко подмечает черты быта, но ограничивается только этим.
Летом 1912 года Сарьян вновь в Закавказье, где на этот раз кроме Тифлиса и Еревана посещает новые места. Художник совершает поездку в живописный, богатый растительностью Чорохский край, а оттуда в Батуми. Среди исполненных с натуры работ выделяется звучностью красок «Утро. Зелёные горы». Позже, по памяти, Сарьян пишет картину «Ночь», схожую по мотиву с исполненным за год до этого египетским «Ночным пейзажем». Другой, более значительной работой, написанной художником в летнюю поездку 1912 года, является картина «Продавец зелени». Увиденная в Батуми уличная сцена, зафиксированная в карандашном наброске, была претворена художником в картину, с метко схваченными фигурами людей и животных.
Следующая заграничная поездка, летом 1913 года, была совершена Сарьяном в Тегеран, где он пробыл месяц. Сарьян проехал в Иран через Баку, оттуда морем до Энзели и далее автомобилем через Демавендский перевал до столицы.
Во время пребывания в Иране Сарьяном было написано несколько натюрмортов, небольших пейзажных этюдов и сделаны карандашные зарисовки. Эти зарисовки послужили несколько позднее основой для написания картин. Одна из них — «В персидской деревне» (1913). Представлена как бы выхваченная из действительности сценка. Вдоль невзрачной деревенской улицы, на фоне глухой плоской стены, оживлённой только чинарой, идут две женщины с подносами на головах, перед ними движется ослик, нагруженный зеленью; навстречу едет на верблюде молодой перс. Как в этой картине, так и в других художнику удаётся в абрисе фигур людей, животных передать характер их движения. Так и чувствуется плавный ритм поступи верблюда, мелкие шажки семенящего ногами ослика. Совершенно в ином плане написана несколько позже картина «Персия» (1915).
В полотне «Персия» художник впервые пытается синтезировать свои впечатления. На одном полотне соединено всё наиболее характерное в природе и быте страны, запечатлевшееся в его сознании. Тут и уступами поднимающиеся глинобитные домики с плоскими земляными крышами, на которых, как и у порога жилищ, сидят в характерных застывших позах, поджав под себя ноги, мужчины и женщины; и проходящие по улице закутанные в чадру женщины, и медленно, гуськом двигающийся караван верблюдов; тут и типичные для Ирана тополя, шарообразная чинара. Картина выдержана в зелёножёлтых тонах, дана в ярком солнечном освещении. От неё веет покоем, тишиной.
Работы Сарьяна 1910 - 1914 годов, исполненные в результате его поездок в Константинополь, Египет, Персию и Закавказье, завершают определённый период творчества художника. Их объединяет не только общность художественной манеры, но единство эмоционального, жизнерадостного восприятия мира.
До сих пор ничего не было сказано о натюрмортах Сарьяна 1910 - 1914 годов. Натюрморты занимают не только значительное место в искусстве Сарьяна дореволюционных лет, но и составляют самое законченное, что было исполнено им в эти годы. Говоря о натюрмортах Сарьяна, следует прежде всего отметить их конкретность по сравнению с пейзажами, что вызвано несомненно различием методов работы. Имеется в виду, конечно, не различие художественных приёмов, которые были одни и те же — большие обобщения, та же любовь к интенсивному цвету. Разницу следует усматривать в том, что пейзажи художника в те годы исполнялись не с натуры, а в основном по памяти, натюрморты же писались с натуры. Позднее, когда в советские годы Сарьян и в области пейзажа обратился к работе с натуры, это различие между пейзажами и натюрмортами сгладилось.
Натюрморты Сарьяна не отличаются сюжетным разнообразием. Это цветы и фрукты, написанные то порознь, то вместе. Часто букеты цветов художник ставит в фаянсовые кувшины. Изредка он вводит и фарфоровые предметы. Сарьян не ставит задачей передать в своих натюрмортах весомость предметов. Преимущественное внимание он отдаёт цветовому решению. В такой манере написаны все натюрморты с букетами («Цветы с Чамлыча», 1910; «Голубые цветы», 1914 и др.), яркие, красочные и точно благоухающие ароматами полей. Такое же плоскостное решение имеют и натюрморты, изображающие фрукты, кувшины, вазы, статуэтки («Бананы», 1910; «Виноград», 1911; «Светлая гамма», 1913; «Персидский натюрморт», 1913). И только лишь в одном из более поздних натюрмортов («Тыквы», 1915) появляется стремление к передаче объёмности.
Среди всех натюрмортов Сарьяна этих лет выделяются необычностью своего содержания «Египетские маски» (1911), позже повторённые в большем размере и с несколько изменённым расположением предметов в картине — «Большой восточный натюрморт» (1915). Маски, послужившие художнику натурой, были приобретены им во время египетского путешествия. Они привлекли его своим выразительным лаконизмом, декоративностью, так созвучными художественным исканиям Сарьяна тех лет. И позднее художник использует их в своих работах.
В дореволюционные годы Сарьян пишет также портреты. Портреты, как можно судить по отзывам печати того времени, не были оценены в должной мере. Не получили они признания и у коллекционеров (за десять-двенадцать лет дореволюционной деятельности художника было сделано всего десять живописных портретов и один графический; из них всего три были заказными). А между тем эти немногие портреты, исполненные Сарьяном, обнаруживают в нём все необходимые качества портретиста и прежде всего важнейшие — наблюдательность, умение дать меткую характеристику. Среди названных десяти живописных портретов к наиболее ранним, кроме упоминавшегося портрета Африкян, относятся два автопортрета 1909 года. Написанные непосредственно один за другим, они, в сущности, представляют варианты одного и того же решения. Это был эксперимент, о котором автор говорит сейчас с улыбкой. По словам Сарьяна, он ставил в этих вещах пленэрную задачу. При отрицательном отношении художника к полутонам решение получилось несколько условным, оно свелось к чередованиям контрастных вертикальных и горизонтальных розово-коричневых, синих и чёрных полос, положенных поверх написанного светлой охрой лица. Но всё же в автопортрете сквозь нарочитость приёмов проступают характерные черты его внешнего облика. Художник больше не экспериментировал в этом плане.
Следующим по времени является портрет Александра Мясникяна, исполненный углем, в размере, вдвое превышающем натуральную величину.