Многое изменилось в Москве за прошедшие месяцы. Революция была подавлена. Наступали годы реакции. Символизм, мистика, крайний индивидуализм нашли своё проявление в творчестве части представителей русской литературы и искусства.
В эти годы возникает ряд объединений молодых художников: «Голубая роза», позднее «Бубновый валет» и другие. Принципы новых группировок были противоречивы — они отражали сложный характер отношений художников к современности.
Сарьян начал свою художественную деятельность в 1907 году участием на выставках «Голубая роза»; вместе с ним выступали его товарищи по Московскому Училищу живописи — П. Кузнецов, П. Уткин, Н. Сапунов, А. Матвеев и другие. Сарьян ищет «простые формы», меняется и содержание его работ. Доминирующее место в его творчестве начинают занимать сказочные сюжеты. Показательны уже самые названия картин: «Священная роща» (1905), «Озеро фей», «Чары луны» (обе 1906 г.). Вот как художник говорит о своём увлечении сказочными сюжетами, толчком для которых послужили его поездки в Закавказье в 1901 - 1902 годах: «Изучая тогда природу и жизнь Востока, я задумывался над средствами передачи своих впечатлений. Последние по остроте нового восприятия были близки с прошлым моего детства. Я, как дитя, начинаю синтезировать свои впечатления, не отрываясь от природы, но с большим уклоном к фантастике, к сказке...»[15]«Влюблённый в красоту Востока, я стремился к красочной, цветистой живописи, к углублённой передаче цвета, света и формы»[16]. В этих ещё не вполне умелых работах чувствовалась убеждённость художника, определённость его поисков.
Первые выступления Сарьяна на выставках встретили критические отзывы в тогдашней прессе. Даже апологет «Голубой розы» С. Маковский называет художника «слишком ещё неустановившимся фантастом». Другой же критик того времени, П. Муратов, весьма строго осудивший направление «Голубой розы», сделал некоторое исключение в отношении работ Сарьяна. «Как это ни странно, — пишет Муратов, — но кое-где в грубых искажениях М. Сарьяна мелькают единственные на выставке интересные проблески настоящей сказки»[17].
С 1908 - 1909 годов Сарьян начинает отходить от сказочно-фантастических сюжетов и обращается к темам реальной жизни. Но фантастика ещё не совсем изжита, она сказывается и в ряде как будто реальных по темам картин. К таким относится картина «Жаркий день» (1908) с фантастическим пейзажем, домиками в виде кубиков, на крыше одного из которых сидят и стоят женщины, закутанные в белые чадры. По узкой улице разгуливают не то павлины, не то фантастические птицы. Такой же во многом ещё фантастической кажется картина «Зной. Бегущая собака» (1909), с её крайне обобщённым, плоскостным, залитым жарким солнцем пейзажем, силуэтно написанной бегущей чёрной собакой и голубой тенью, отбрасываемой ею.
В 1908 - 1909 годах, во время летнего пребывания на Северном Кавказе, Сарьян пишет с натуры ряд пейзажей — «Горы», «Кавказский пейзаж», «Утро в Ставрине», «Ночь у моря», — в которых реалистические начала усиливаются. В том же 1909 году Сарьян пишет одну из своих замечательных картин — «Гиены». Для этой картины Сарьяном были сделаны зарисовки с гиен в Московском зоологическом саду. На полотне крупным планом дано изображение двух хищников. Особенно выразителен один из них, с поднятой головой, вытянутой шеей и открытой пастью. Так и чудится протяжный, заунывный и зловещий вой голодной гиены. В картине выявляется необычайная наблюдательность художника, зоркость, острота его глаза.
В эти же годы начинают складываться те приёмы, которые в течение ряда последующих лет будут весьма показательными для искусства Сарьяна. На творчество художника оказывает воздействие новая французская живопись. Сарьян воспринял отдельные положения импрессионистов, но ещё больший контакт у него с последующим этапом французской живописи, в особенности с таким художником, как Матисс. Художественные искания Сарьяна этих лет приводят его к декоративно-плоскостным и контрастно-цветовым решениям. Вот что пишет сам художник об этом: «С новой французской живописью я начал знакомиться с 1906 - 1907 годов по коллекции С. И. Щукина и по выставкам журнала “Золотое руно”. Знакомство с французами меня ещё более окрылило и убедило в правдивости моего пути и взглядов на жизнь»[18].
Влияние западного искусства на творчество Сарьяна было несомненным, но всё же не следует его преувеличивать, художник ничего не воспринимал механически, его искусство оставалось самобытным и своеобразным.
То страстное увлечение южной природой, которое Сарьян испытал во время своих поездок в ученические годы в Закавказье, и в частности в Армению, побуждало художника продолжить свои путешествия по странам Востока. Для начала была намечена Турция, точнее, Константинополь. Такой выбор имел ряд существенных преимуществ — относительная близость и удобство сообщения, а самое главное: эта поездка не требовала больших средств. Соблазняло также наличие в Константинополе большой армянской колонии.
В марте 1910 года Сарьян едет в Севастополь, оттуда отплывает на грузовом пароходе и через два дня высаживается в Константинополе. Заводятся знакомства с радушно принявшей художника константинопольской армянской колонией. Среди новых знакомых были известные армянские писатели Д. Варужан и Сиаманто.
В Константинополе, одном из самых своеобразных в мире городов, стоящем на стыке двух континентов, сочетались, в сущности, два различных города — европейский и азиатский. В одной части преобладали новые здания модернистской архитектуры, комфортабельные отели, рестораны, кафе, большие магазины с товарами, привозимыми со всех концов мира. У пристаней стояли пароходы всех стран света. Совершенно иной вид имела азиатская часть города с узкими улицами и восточного характера жилой архитектурой. В отличие от европейских кварталов улицы здесь были малолюдны, населены преимущественно греками, турками, армянами. В одном из таких кварталов художник снял комнату.
Сарьян оставил без внимания европейские кварталы города, памятники древней архитектуры и даже живописные берега Босфора. Ему полюбились старые азиатские кварталы с их тесными, точно щели, улицами, куда лишь в полдень пробивается яркий солнечный свет. По этим улицам бродил художник, занося в свой альбом беглые наброски карандашом. Тут и фруктовая лавочка, сплошь заставленная корзинами с южными плодами, и две прилепившиеся друг к другу лавочки дешёвой мануфактуры, возможно принадлежащие конкурирующим хозяевам; здесь и просто уголок улицы с домами, украшенными по фасадам крытыми нависающими над тротуаром балконами, отчего улица кажется ещё более узкой. По этим улочкам время от времени мелькнёт светлый или тёмный силуэт закутанной в чадру турчанки или проедет тележка торговца зеленью.
Дома художник пишет ряд небольших картин, в которых передаёт виды старого азиатского города с фигурами людей и животных. В одних доминируют городские пейзажные мотивы («Константинополь. Улица. Полдень», «Улица в Константинополе»), другие имеют внешне более жанровый характер — это лавочки с их хозяевами или уличные сцены («Фруктовая лавочка», «Восточные купцы», «Погонщик с осликами», «Продавец лимонада», «Константинопольские собаки»). В них нет развитого повествовательного сюжета — это не жанровые картины в их обычном понимании. Главное в картинах Сарьяна — не в том, что эти сюжеты никем до него не были облюбованы. Значение этих картин прежде всего в новизне, яркости восприятия изображаемого художником реального мира.
То, что наметилось уже в работах Сарьяна 1908 - 1909 годов, более конкретно выявилось в константинопольских работах 1910 года.
В чём же состояла эта новизна, так поразившая посетителей московских и петербургских выставок тех лет, которая одним казалась нестерпимым новшеством, в то время как другим она представлялась вполне убедительной? Сам художник кратко, но очень определённо высказался о своих задачах. «В общем моя цель — простыми средствами, избегая всякой нагромождённости, достигнуть наибольшей выразительности, в частности избавиться от компромиссных полутонов. И, мне кажется, в этом отношении я достиг некоторых результатов. Кроме того, моя цель — достигнуть первооснов реализма»[19].
Конечно, Сарьян был очень далёк от того чисто внешнего правдоподобия, того псевдореализма, который многими выдаётся за реализм. С таким «реализмом» — поверхностным, механическим списыванием и иллюзорной передачей видимого — искусство Сарьяна не имело ничего общего. Художник, стремясь передать наиболее типичное в изображаемом, отбрасывая второстепенное, подчёркивает только существенное.
Большие обобщения, к которым прибегает Сарьян, приводят его к лаконизму цвета и рисунка, он их «упрощает», пользуясь декоративно-плоскостными приёмами. Эти основные черты в работах художника, начиная с константинопольских, выразились в крайнем лаконизме его приёмов — цвета, рисунка и, соответственно с этим, в игнорировании полутонов.
Путешествия на Восток оторвали художника от сказочно-фантастического мира, вернув его к действительности. За лаконизмом Сарьяна, за крайностью его декоративно-плоскостных решений нельзя не видеть, что в творчестве художника было крепко заложено реальное ощущение действительности.