Мартирос Сарьян (1880-1972)

Глава первая

Мартирос Сергеевич Сарьян родился 28 февраля 1880 года в Нахичевани, близ Ростова-на-Дону. Этот город, основанный в 1779 году при Екатерине II, был заселён в основном, как и близлежащие приазовские степи, армянами — переселенцами из Крыма. В первой половине XIX века г. Нахичевань был довольно оживлённым торговым центром, экспортировавшим в Турцию пшеницу в обмен на другие товары. Позднее Нахичевань уступает свою роль возникшему рядом с ним Ростову-на-Дону.

С 50 - 60-х годов XIX века Нахичевань — один из крупных армянских культурных центров. Небольшой город, население которого не превышало 30 - 40 тысяч, в XIX веке и в первых двух десятилетиях XX века дал немало видных деятелей армянской культуры. В Нахичевани родился выдающийся армянский писатель-публицист, революционный демократ Микаэл Налбандян. Здесь прошла значительная часть его деятельности. Нахичеванцами были братья Рафаэл и Керовбе Патканян: первый — крупный армянский поэт, второй — известный арменист, профессор Петербургского университета.

В конце XIX — начале XX века в местной армянской духовной семинарии преподавали крупный учёный-лингвист Р. Ачарян и литературовед Е. Шах-Азиз. В этом городе в течение почти пятнадцати лет (с 1903 г.) жил и работал известный армянский художник С. Агаджанян. Нахичевань была родиной художника А. Арцатбаняна, советских профессоров — А. Дживилегова, литературоведа и театроведа, А. Кечека, хирурга, писательницы Мариэтты Шагинян.

На хуторе, расположенном в сорока километрах от Нахичевани, принадлежащем отцу М. Сарьяна, прошли детские и юношеские годы художника. Об этих годах Мартирос Сергеевич всегда вспоминал с любовью: «Маленький хуторочек, в котором жил мой отец со своей многочисленной семьёй, находился в пятидесяти верстах на северо-запад от Ростова. В этом хуторочке, заброшенном в степи, я провёл свои золотые детские годы. Эти условия жизни давали мне возможность наблюдать природу, животных и трудовой крестьянский люд»[1].

В других своих воспоминаниях — «Мой путь», написанных несколько ранее (в 1933 г.), Сарьян говорит: «Мне приходится вернуться к моему детству, к моим детским впечатлениям, глубоко засевшим во мне и доныне. Я не буду перечислять всего, что так запало мне в душу и запечатлелось во мне, многое я уже забыл, но должен напомнить об одном очень важном обстоятельстве, каковым является для меня сама природа. Величественное небо и широкая степь, с буграми и “миражными курганами” на далёком горизонте, давали возможность наблюдать за всеми явлениями природы, связанными не только со временами года, но также утра, вечера, дня и ночи. Детское восприятие всего этого неописуемо грандиозно и фантастично. По оврагам с зелёными лугами, раздвинутыми к буграм, протекали речки, обросшие стройным густым камышом, а по буграм коврообразно раскинулись хлебные поля. Наконец, трудовой крестьянин с загорелым от солнца и воздуха лицом, с растрескавшейся мозолистой кожей на руках и ногах, вымазанных дёгтем, запах которого так приятно щекотал наши ноздри.

Высокие травы с бесконечным количеством цветов, с реющими над ними миллионами многоцветных бабочек и снующих под ногами или греющихся на солнце ящериц. Яркое солнце, до изнурения жаркие дни, с целым роем кровожадных насекомых, иногда обращавших в бешеное бегство целые стада рогатого скота и сбивавших в кучи стада овец; мохнатые овчарки зарывались в ямы, чтобы скрыться от зноя и назойливых мух. Мы же, маленькие дети, изнемогающие от жары, тайком ползком залезали в запрещённые баштаны, чтобы утолить свою жажду сочными дынями и арбузами. Всё это было пред-ме- том моих детских увлечений. Вот откуда я попал в город восьмилетним мальчиком»[2].

Эти детские впечатления зародили в художнике любовь к природе и во многом определили в последующие годы его интерес к пейзажной тематике. Долгими зимними вечерами мать художника, Устианэ, рассказывала детям об их предках, и эти рассказы также крепко запечатлелись в памяти художника.

Дед и прадед отца М. Сарьяна были одними из первых поселенцев Нахичевани. Они вели торговлю с Константинополем. В те годы путешествия на парусниках были сопряжены с большим риском. В одной из таких поездок брат прадеда заболел в пути какой-то заразной болезнью, и попутчики выбросили его в море. Прадед художника однажды чуть не погиб: фелюга, на которой он находился, потерпела крушение во время шторма. Он вплавь добрался до берега, где и был найден, наполовину засыпанный песком. После этого случая он отказался вести торговые дела.

У деда Сарьяна были два сына, которым досталось от отца четыреста десятин земли. Старший сын продал половину своей земли, а из оставшейся части выделил своему младшему брату, отцу художника, пятьдесят десятин. Семья была большая — одних детей восемь душ. Мартирос Сергеевич был седьмым. Жили очень скромно. Вся большая семья помещалась в одной избе. Сарьяну было одиннадцать лет, когда умер отец. Заботу о младших братьях и сёстрах взял на себя старший брат — Иван Сергеевич, который был на двадцать лет старше Мартироса.

Ещё при жизни отца Мартирос переехал в город, к брату. Иван Сергеевич обучил мальчика грамоте, а затем поместил его в русское городское четырёхклассное училище, в котором преподавался также и армянский язык[3]. Рисовать М. Сарьян начал уже в школьные годы. «Здесь, в школе, впервые я полюбил рисование; любил рассматривать ученические рисунки и прекрасно раскрашенные географические карты моего брата»[4].

По окончании городского училища (1895) Сарьян работает в конторе по приёму подписки на газеты и журналы. «Здесь я больше занимался зарисовкой посетителей, чем своими обязанностями по службе, за что получал немало выговоров со стороны хозяина. Приятель моего брата, обратив внимание на мою особенную любовь и способности к рисованию, стал советовать во что бы то ни стало отправить меня в Москву учиться»[5].

Как это часто бывает, помог случай. Как-то раз в конторе собрались посетители и среди них старик казак. Последний вскоре уснул. Мартирос быстро зарисовал всю группу посетителей, в том числе и уснувшего старика. Рисунки были одобрены всеми, за исключением казака. Суеверный старик увидел в этом «грех». Как назло, он на другой день заболел. Приписав это рисунку, он пришёл в контору пожаловаться хозяину. Последний потребовал злополучный рисунок и на глазах мальчика изорвал его. Это происшествие побудило брата художника принять окончательное решение и отправить Мартироса в Москву для поступления в Училище живописи, ваяния и зодчества. Списались с обучавшимся в Училище земляком А. Арцатбаняном, и в феврале 1896 года М. Сарьян был отправлен в Москву, где поселился у Арцатбаняна; у него же он стал брать уроки рисования.

Через год Сарьян поступает в Московское Училище живописи, ваяния и зодчества, где занимается с 1897 по 1903 год, проходя одновременно общеобразовательные предметы, как не имеющий аттестата зрелости. Окончив Училище (1903), Сарьян работает ещё полтора года в специальной мастерской, которой руководили, сменяясь ежемесячно, В. Серов и К. Коровин.

Московское Училище живописи, ваяния и зодчества на рубеже XIX и XX веков, то есть в годы, когда там обучался Сарьян, было уже не тем, каким оно было во время преподавания там Перова, Прянишникова и других. Ослабление в Училище влияния идей передвижников началось ещё в 90-х годах. В этом отношении очень показательна докладная записка одного из видных преподавателей Училища К. Горского, написанная ещё в 1894 году, согласно которой задача обучения «заключается главным образом в том, чтобы облегчить ученику его первые шаги и дать ему определённые знания, без которых он не может обойтись, будь то гений или полное ничтожество в области того искусства, которое он себе избрал... Наше же Училище должно дать технику, а техника достаточно определённа... Выпустивши учеников из нашего Училища в жизнь с тем запасом знаний, который я от него требую, нельзя бояться за его будущее, к какому бы направлению он ни примкнул, хотя бы стал крайним импрессионистом.»[6]

Учителями Сарьяна в Училище были К. Горский, А. Корин, В. Бакшеев, С. Милорадович, Н. Касаткин, Л. Пастернак, А. Архипов. Некоторое время Сарьян работал в мастерских А. Степанова и А. Васнецова. Последний заменил умершего И. Левитана, у которого Сарьяну пришлось работать очень недолго.