Наконец настала ночь штурма. Именно ночь, потому что на военном совете решили подходить ко рвам в темноте, перед рассветом, чтобы несколько сотен вражеских пушек не смогли обстреливать наступающих. Ровно в три ночи взлетела в небо зелёная ракета. И шестая колонна, которую вёл Кутузов, начала выстраиваться, чтобы двинуться в сторону рвов.
— Штурм начнётся ровно в пять тридцать утра со всех сторон шестью колоннами, — говорил Суворов на военном совете. — Так, чтобы враги не могли определить, где будет главный удар. Ваша колонна, Михаил Илларионович, самая главная. Остальные будут отвлекать силы противника вам в помощь. Соседняя с вами — колонна Платова. Захватите вал, поможете ей. Платов захватит свой участок стены, поможет соседям. И так же все остальные.
Ровно в пять тридцать утра, как и было на учениях, ко рвам помчались обозные солдаты с большими фашинами и стали забрасывать рвы. За ними кинулись, неся длинные лестницы, следующие группы. А дальше и сам Кутузов впереди своих егерей прыгнул на мягкую кучу из гибких прутьев в ров, с другой стороны ему протянули руки, он быстро поднялся и побежал к валу. Его офицеры и солдаты уже карабкались по лестницам наверх. Турки пытались сбросить их вниз, но лестницы крепко держались, а сверху уже слышались турецкие крики «алла» и русское «ура». Янычары дрались отчаянно. Один из них ошалело налетел на Кутузова и упал, пронзённый его шпагой. «Бей, ребята, прикладами, коли их штыком!» — кричал рядом молодой офицер. Участок вала был уже взят, но тут налетела новая толпа янычар, и кутузовские солдаты, уступая их силе, начали пятиться. То слева, то справа падали русские солдаты и офицеры. Со всех сторон уже слышалось турецкое «алла».
— Молнией вниз, и чтобы резервный полк был немедленно! — крикнул Кутузов вестовому. — И скачи к Суворову, проси подмогу!
А потом, оглянувшись на своё войско, с трудом отбивавшее атаку янычар, громко скомандовал:
— Ребята, сейчас будет подмога. На врага, вперёд!
Скоро появился и резервный полк.
— Ребята, вперёд! — продолжал командовать Кутузов. И только что наседавшие турки стали отступать.
И тут возле Кутузова появился откуда-то совсем юный корнет.
— Ваше превосходительство! Его сиятельство граф Суворов-Рымникский назначает вас комендантом Измаила. Уже послан гонец к её величеству о взятии крепости! — весело прокричал он.
В эти минуты поднялся наверх и второй резервный батальон, укреплённый бастион был взят, янычары отступали. Соседи справа — казаки атамана Платова, вооружённые пиками, — прорвались в крепость. А к восходу солнца русские знамёна стояли уже по всему крепостному валу.
Теперь битва продолжалась на узких улицах крепости. По улицам бешено носились вырвавшиеся из конюшен турецкие лошади, враги продолжали отчаянно защищаться, и приходилось штурмовать каждый дом. Но уже помогали пушки. Едва удалось захватить городские ворота, Суворов ввёл в город артиллерию и бил вдоль улиц продольным огнём. Наконец все шесть штурмующих русских колонн соединились в центре.
«
Ко второй половине дня засевшие в больших каменных зданиях противники сдались на милость победителей. Крепость была взята. Счастливый Суворов поставил свою палатку на крепостном валу и обнял каждого из генералов, поздравляя с победой.
— Если бы не ты, нам крепости не взять! — сказал он Кутузову.
Когда же тот спросил, почему Александр Васильевич назначил его комендантом Измаила ещё тогда, когда крепость не была взята, Суворов ответил:
— Суворов знает Кутузова, а Кутузов знает Суворова. Если бы Измаил не был взят, Суворов умер бы под его стенами и Кутузов тоже! Комендантствуйте, Михайло Ларионович!
Все праздновали победу, а Кутузов до ночи был занят неотложными делами.
Прежде всего он позаботился о тысячах раненых — своих и неприятельских, о пленных и об уцелевших жителях Измаила — женщинах и детях. Затем приказал собрать трофеи. А ещё полагалось принять срочные меры, чтобы уберечь свою армию и город от эпидемии: все дворы, улицы и площади Измаила заполняли тела погибших воинов, русских и турецких. Их надо было срочно похоронить.
Кутузов отдавал распоряжения до глубокой ночи, работал весь следующий день и только к вечеру сумел написать письмо жене. В нём были такие строчки: