— Ага. И соцсоревнования, — поддержал хохмяной тон Ахмет. — Вахты ещё. Предсъездовской. С этими, помнишь? Встречными, мать их, обязательствами!
Слышь, Жирик! А куда ты пулемёт дел? Ну, тот, что сняли-то уже, в потерне? А?
Кирюха, пойманный на выдохе, с ответом не нашелся и только перебирал губами, краснея от досады. Пришлось колоться:
— Там и лежит. С караулки рубероида надрали, Онофрейчук, покойничек, замотал его, да и прикопали.
— Да расслабься, не претендую, твоё так твоё. Там, говоришь, ещё есть?
— Ну да.
— Значит, как спустимся, можно будет его сзади оставить, чтоб если кто по следу припрется…
— Чё, решился-таки со мной в арсенал лезть?
— Ну, а чё бы нет. Мне вторая машина на чердаке не помешает.
— Ну, тогда как базар отлажу, так и выйдем, — повеселел Жирик. — Снег там, не снег, успевать надо, а то и впрямь Паневин поколется, и козлы эти всё загребут.
— А чё конкретно загребут-то? Давай разрисуй, хорош уже целку изображать! Бля, как девочку тебя упрашиваю, достал!
— Паневин говорил, что там есть внизу рельсы, типа как для поезда. И если найти этот тоннель, то когда по рельсам этим влево пройдешь немного, метров пятьдесят, что ли, то будет сетка, а за ней три бэтра, полностью заправленных. То есть вооружение, боезапас, стволы, всё! Это как бы эвакуационный такой заход, про него там и свои-то не знали, только старшие смен, командир, да те, кому следить положено.
— Ага… Это чё получается, чё у нас на бэтре, если строго по инструкции… КПВТ, ПКТ, две «Стрелы»,[135] РПГ седьмой, целый, мать его, арсенал. КПВешных пятьсот иметь положено, семёрки сколь? Не помнишь?
— Да тысячу, вроде. Или полторы… Не, не помню. Но смысл слазить есть, согласен?
— Ещё бы. Да ещё если этот смысл на три помножить… Ой-eй. Это ты сравняешься по огневой с Нигматом точно, а может, и с Мирохой даже. Даже когда мне доляху отпилишь, так у тебя останется столько, что всю Тридцатку можно на тумбочке выстроить… Да, товарищ Жириновский, понимаю, почему ты партизаном притворялся…
— Вот. А ты — целочка, целочка. Так что Паневина надо выдергивать по-любому, сколько бы это ни встало. Если это кто-то возьмет — тьфу, даже думать о таком неохота, нельзя это отдавать.
— Уверен, что без него не сможем?
— Стопудово. Там знаешь, как всё по-хитровыебанному? Ёбнешься. Где лифт начинается, туда зайти говно вопрос, спускаться, вот, не сахар, но тоже, так, ничего особого. А вот дальше — вилы. Когда там всё работает, хоть дивизию загоняй — бесполезно. Сам убедишься, там одну первую гермодверь только посмотришь, и всё ясно станет. Вагон тола привози — не поцарапает даже. Там в углах эти машинки и стояли, типа как перед дверью коридор простреливать. А дальше — это Паневин говорит, ещё потерна, ну, это коридор типа, она коленами идет, и каждое колено кончается двумя пулемётами, понял? Когда идет сигнал «вторжение», то якобы это всё, что за гермодверью, отрубается от внешнего, полностью, даже кабели рубятся в проходках, понял?
— Понял. Значит, у них там должен быть генератор ещё. Слышь, а как мы туда попадём?
— Ну, до хранилищ иди, как по проспекту — америкосы всё взломали, открыто стоит. Там погрузчики даже ездили. А вот дальше — труба дело. Паневин говорил, что надо ручным приводом открывать, а где эти привода, он точно не знает. Некоторые знает, а некоторые — нет. Или пиздит, но как проверишь… Так-то проблем нет, конечно, проверить — как два пальца об асфальт, всё расскажет, что знает и не знает, но опосля такой проверки он может здорово обидеться. Это, сам понимаешь, только раз можно сделать, а после надо мочить, нельзя оставлять. Ну, это, конечно, если сильно прижмёт.