— Кого-кого? Гостя, говорю, привёл! Из города!
За забором зазвенела цепь, опрокинулась миска, хозяин укоризненно пробормотал что-то дрожащим стариковским тенором.
— Привязал?
— Привязал, привязал, заходьте.
Магомедыч сунул руку вглубь щели над калиткой, пошуровал — открылось, махнул — заходи первый, мне, мол, закрывать ещё. Ахмет ступил на двор, посторонился, пропуская Магомедыча. Его взгляд тут же зацепило что-то до боли знакомое — Ахмет присмотрелся, ёпть! Да это же тот «Москвич»! Только без колес, и облез-то как, куры в нём лазают…
Вспомнилось — как покупал картошку у владельца этого мастодонта на рынке за КПП. Картошка ещё симпатичная такая была, в разнокалиберных вёдрах. Взял одно, опрокинул в сумку, рассчитался, а продавец — вот этот самый башкир, точно, раз такой — рукой машет, типа иди сюда. Пока Ахмет обходил старый небесно-голубой «москвичонок», башкир уже рылся в багажнике, так же без выражения поглядывая на него, городского хомяка, неуклюже скачущего через особенно жидкие места. Достал маленькую «сиську», внутри — какая-то мутная хрень, чуток меньше половины, суёт — Ахмет взял как автомат, во сне так бывает. Открутил пробку, нюхнул. Пахнуло мерзостью какой-то пресной. Ахмет затормозил, неприязненно глядя на «сиську» с этой отравой. Башкир этот пялится нехорошо как-то, поторапливает — «аша-аша-аша». Сразу реакция — какого хрена я бурду эту ашать должен, чего этому надо, сразу вспомнилось, как его в Домодедово пыталась цыганка гипнотизировать и прочая мешанина на эту тему, вплоть до дурацких статей в «Аргументах»… Но это всё так, фоном. Под фоном же — он даже не слишком удивлен был, эдакое фундаментальнейшее ощущение «правильности» происходящего, какой-то огромности, только хрен поймешь, к чему эта «огромность» относится, и — совершенно отчётливо — понимание свободы выбора. В этот момент он абсолютно точно знал, что с ним ничего «плохого» не случится, выпьет он это дерьмо или нет. Ему даже показалось, что он видит свои будушие жизни в том и другом случае, и что эти жизни его вполне устраивают. Потом, конечно, было ощущение, что с видением этих самых вариантов нечисто — он вполне мог допридумать это постфактум.
На ощущении «правильности» придётся остановится поподробнее, что-то кажется, что оно того заслуживает. Это весьма тонкая хреновина. Хороший пример — рыбалка. Ахмет любил рыбачить — но был не «настоящий заядлый рыбак», а так, бездельник с удочкой. И во время оного безделья неоднократно замечал, что перед тем, как клюнет (и впоследствии не сорвется, не выскользнет из рук и т. д.) — удочка забрасывается с чётким ощущением некоей ладности, правильности — ну да понятно. Или идёшь к человеку без звонка — и с первого шага знаешь, дома он, либо прешься в такую даль напрасно. И всегда продолжаешь идти, что характерно. Как ситуация повернётся, иногда знал до мелочей, узнавал совершенно незнакомые помещения, идешь вот так, тебе дорогу показывают, а ты знаешь, что за поворотом. Всё вот такие «дежа-вю наоборот» сопровождаются этим самым чувством этой самой «правильности». «Правильность» сопровождала его во многих случаях мелкого бытового выбора — он даже пробовал как-то пытаться влиять на события, вызывая это ощущение — но, естественно, без каких-то результатов.
Короче, хрень эту он выпил, и не сказать, что с каким-то особым трудом. Дыхание задержал, пахла она и впрямь как иприт, ну да водку пью, подумал, и это так же выпью. А она никакого отвращения не вызвала, проскочила как по маслу. Где-то через секунду-две глаза открыл, а башкир со свои драндулетом не испарились, и покупатели с продавцами ходят обычные, с руками и ногами. Вернулся звук. Оказывается, пропадал. А уже был почему-то вполне готов к неожиданностям, даже не страшно стало — и тут такой облом… Чудеса, блин, отменяются. Стало так всё безразлично, как никогда до этого не бывало. В сторону башкира даже головы не повернул, уходя — во насколько. Пошел, бросил картошку в багажник, завёлся да уехал. И забыл об этом, забыл начисто — вот что интересно…
Посреди в меру захламленного двора стоял тот самый старик-башкир, улыбаясь и вытирая руки о синие китайские штаны с кричащими «Adidas’ами» по лампасам.
— Здравствуйте…
— Здравствуй, здравствуй — приветливо ответил старик, подойдя и здороваясь с Ахметом за руку. — Исмаил, жди, сейчас.
Не выпуская руки Ахмета, старик потащил его к стоящему на обрубках шпал «Москвичу», обвёл его вокруг, расталкивая суетящихся под ногами кур, отпустил и встал, приветливо глядя в глаза. Точно сделал хорошее дело и ждет благодарности. Ахмет снова, как и тогда, тупо тормозил, хлопая ничего не понимающими глазами.
— Озеро видишь ты?
— Какое озеро? — недоуменно покрутил башкой Ахмет, бросил непонимающий взгляд на Магомедыча, снова вернул на старика.
— Где живешь ты. Там озеро есть, ты его часто видишь?
— Где я живу, там три их, озера, и все к городу вплотную подходят. Ты про какое, дед, говоришь?
— Большое. Главное. Его часто видишь?
— Ну, вижу. Не часто, но всё-таки.
— Видишь? Ну, хорошо, хорошо. Как оно? Нормально?
— Да вроде — растеряно ответил Ахмет, окончательно сбитый с толку… Во загрузил старый. Щас ещё привет Эртяшу[121] попросит передать — и я соглашусь…