Книги

Маркиза де Помпадур. Три жизни великой куртизанки

22
18
20
22
24
26
28
30

Там, в Пасси, Анна в январе 1762 года и родила королю сына, которого назвали Луи-Эме.

Анна де Роман очень гордилась своим сыном, повсюду носила его в корзинке, украшенной кружевами, показывала налево и направо и открыто именовала сыном короля.

Все это, понятное дело, не очень радовало маркизу де Помпадур.

Однажды, чуть не потеряв рассудок от ревности и тревоги, маркиза решила посмотреть на ребенка, который вполне мог стать причиной ее опалы. Вместе с верной камеристкой мадам дю Оссэ она отправилась в Булонский лес и, хорошо осведомленная, благодаря своему другу Беррье, начальнику полиции, остановила карету недалеко от тропинки, где обычно прогуливалась ее юная конкурентка. Спрятав лицо под вуалью и накинув платок, маркиза вышла из кареты. Посмотрим теперь, что об этой сцене рассказывает в своих «Мемуарах» мадам дю Оссэ:

«Мы гуляли по тропинке и увидели молодую даму, которая кормила ребенка. Ее иссиня-черные волосы были заколоты гребенкой, украшенной бриллиантами. Она пристально на нас посмотрела. Мадам любезно ее приветствовала и, тихонько касаясь моего локтя, прошептала:

— Поговорите с ней…

Я приблизилась и взглянула на малыша.

— Какой прелестный ребенок!

— Благодарю вас, мадам, как мать я могу это только подтвердить.

Маркиза держала меня под руку, она вся дрожала. Я была в замешательстве. Анна де Роман спросила меня:

— Вы живете неподалеку?

— Да, мадам, вместе с этой дамой, страдающей сейчас от страшной зубной боли.

— Мне так ее жаль, я сама часто страдала от этого.

Оглядываясь по сторонам — я все боялась, что нас узнают — я осмелилась спросить, хорош ли собой отец ребенка.

— О да, он очень красив. Если бы я назвала вам его, вы сказали бы то же самое.

— Так я имею честь его знать, мадам?

— Думаю, что да.

Мадам, так же, как и я не желавшая кого-нибудь здесь встретить, пробормотала извинения за то, что помешала, и мы откланялись. Никем не замеченные, мы вернулись в карету».

Маркиза, не открывая лица, медленно удалилась, а затем, вернувшись в Версаль, грустно сказала мадам де Мирепуа:

— Следует признать, что мать и дитя — прелестные создания.