— А, Юссеф, — устало ответил я.
— Я только что проснулся и услышал, что ты тут бродишь. Тебе что-нибудь нужно?
Мы вместе пошли в левое крыло.
— Да нет, ничего, Юссеф. Спасибо. Ты только что проснулся?
Он мрачно посмотрел на меня.
— Я очень чутко сплю, — сказал он.
— А… Ладно, я просто хотел кое о чем поговорить с женой.
— И тебя удовлетворила беседа с ней?
— Не совсем, — хмыкнул я.
— Ну, может, тогда я помогу?
Я отклонил было его предложение, но затем подумал: «А вдруг Юссеф и есть тот самый человек, с которым можно поговорить о своих чувствах?»
— Индихар заметила, что я несколько изменился за последний год.
— Она совершенно права, шейх Марид.
— И ей не нравится то, чем я, по ее мнению, стал.
Юссеф пожал плечами.
— Я и не стал бы ожидать, что она это поймет, — сказал он. — Ситуация очень сложная, в ней сможет разобраться только тот, кто стоит у власти. То есть Фридландер-Бей, ты, Тарик и я. Для всех прочих мы чудовища.
— Да я и сам себя считаю чудовищем, Юссеф, — печально сказал я. — Я хочу вернуть себе прежнюю свободу. Я не хочу быть у власти. Я хочу быть бедным, молодым и счастливым.
— Этого никогда не будет, друг мой, потому хватит дразнить себя фантазиями. Тебе выпала честь заботиться о многих, и ты обязан им своими лучшими поступками. Это и означает концентрацию, которую не в силах поколебать сомнение в себе.
Я покачал головой. Юссеф меня не совсем понял.
— Теперь у меня много власти, — медленно проговорил я. — Но откуда мне знать, правильно ли я ее использую? Например, я послал молодого человека прикончить гада, который грубо обошелся с Фридландер-Беем в Наджране. Конечно, святой Коран допускает месть, но не более жестокую, чем нанесенное тебе оскорбление. Можно было бы жестоко избить сержанта и не чувствовать за собой вины, но отнять у негожизнь…